"Иван Иванович Евсеенко. Седьмая картина " - читать интересную книгу автора

- Это не главное.
- Разумеется, - высоко оценил его замечание Вениамин Карлович. - Но я
человек деловой и не люблю недоговоренностей.
- Я - тоже, - уже почти по-товарищески, по-дружески улыбнулся в ответ
Василий Николаевич и спросил наконец действительно о самом главном для
себя: - А какую картину вы хотели бы заказать?
Вениамин Карлович на минуту замолчал, посмотрел куда-то в угол
мастерской, поверх мольберта, а потом повернулся к Василию Николаевичу и,
глядя ему прямо в глаза, произнес:
- Картина должна называться "Последний день России".
- Как? - не совсем расслышал его и не понял Василий Николаевич.
- "Последний день России", - уходя от встречного взгляда Василия
Николаевича, ответил Вениамин Карлович.
- Это что же - по примеру "Последнего дня Помпеи" Брюллова?
- Ну, если угодно, - вздохнул Вениамин Карлович и опустил голову.
Предложение было, конечно, странным и неожиданным. Подобная мысль
никогда не приходила в голову Василию Николаевичу, хотя лежала, в общем-то,
на поверхности, была хорошо видимой и доступной, и особенно в нынешние
времена, в нынешнем состоянии России.
- И что бы вы хотели видеть на этой картине? - с угрюмым проницательным
вниманием посмотрел на Вениамина Карловича Василий Николаевич.
- А вот это уже ваше дело! - довольно резко и жестко произнес тот.
Василию Николаевичу эта неожиданная резкость и жесткость в словах
Вениамина Карловича не понравилась, но вместе с тем они и задели его
самолюбие, как будто Вениамин Карлович сомневался, способен ли Василий
Николаевич задумать и написать картину со столь тяжелым и ко многому
обязывающим названием.
- Можно мне подумать день-другой? - решился он вступить с Вениамином
Карловичем в незримое состязание.
- К сожалению, нет! - готов был и к этой уловке тот. - Через два часа я
улетаю в Рим, в галерею Дориа. Так что соглашаться надо сейчас, немедленно.
- В Рим? - деланно вздохнул, выигрывая две-три минуты, Василий
Николаевич.
- Вы бывали в Риме? - неожиданно поддался на эту хитрость Вениамин
Карлович.
- В Риме надо не бывать, а жить, - увел его еще дальше от существа
разговора Василий Николаевич, - как жили Брюллов, Иванов или тот же Гоголь.
- Гоголя я не люблю, - нервно и излишне поспешно прервал его Вениамин
Карлович.
- Почему? - удивился Василий Николаевич, в общем-то впервые встречая
человека, который не любит Гоголя.
- А за что мне его любить? - словно что-то припоминая, проговорил
Вениамин Карлович, но потом торопливо переменил тему беседы и вернул ее к
прерванным переговорам: - Так вы согласны?
Василий Николаевич помедлил всего лишь минуту и вдруг твердо и
решительно ответил:
- Согласен!
И вовсе не потому, что так уж прельстил его гонорар, предложенный
Вениамином Карловичем, и не потому, что в разговоре было задето его
самолюбие (сможет он справиться с подобным заказом или нет?), а по той