"Иван Иванович Евсеенко. Отшельник (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Помог Андрею выжить еще и характер. Тоже, наверное, достался от отца с
матерью. Вернее, от одного отца (мать все-таки была другой, ласковой и
нежной, как и полагается женщине, матери), человека молчаливого,
сосредоточенного, больше любившего думать и делать, совершать поступки, чем
разговаривать. Андрей вырос точно таким: несуетным, малоразговорчивым и
редкостно упорным. После, в училище, и особенно на войне в афганской
провинции Файзабад, где ему довелось воевать под началом тогда еще молодого
Рохлина, проявилась еще одна, особая, черта характера Андрея. При любых
обстоятельствах, в самом тяжелом, иногда заведомо неудачном бою он не терял
головы, был хладнокровен и расчетлив. Солдаты это сразу заметили, оценили и
нарекли его Цезарем. Честно говоря, Андрей немало удивился такому прозвищу,
тогда еще почти ничего не зная о римском императоре Гае Юлии Цезаре (это
потом, в госпитале, он прочитает его "Записки о галльской войне" и "Записки
о гражданских войнах" и кое-что поймет), но кличку принял. Цезарь так
Цезарь. У других офицеров клички и прозвища случались много хуже и
оскорбительней. Солдаты ведь народ на язык острый. Например, одного
замполита роты, тучного и неповоротливого капитана, нарекли Тортиллой.
Но, Боже мой, когда это было, в какой жизни: молодость, здоровье,
отвага?! Теперь же Андрей не тянул и на Помпея. Какой там, к черту, Цезарь?!
Тело его было слабым, немощным, плохо слушалось и подчинялось своему
хозяину. Андрей не любил его, стыдился, а порой так и ненавидел. Такой же
была и душа: слабой, растерянной, утратившей волю к сопротивлению. Прежде
подобного с Андреем никогда не случалось или случалось очень редко.
А тут еще дома... Жизнь его с Леной с Наташей никак не налаживалась.
После возвращения Андрея Лена провела с ним в спальне две-три не очень
жарких ночи, а потом вдруг заявила:
- Ты во сне кидаешься, кричишь. Я буду спать у себя.
- Спи! - без малейшего сопротивления согласился Андрей, хорошо понимая,
что особого пылу и жару Лене от него, хворого и слабого, ожидать пока не
приходится.
Да он и сам за долгие годы странствий, затянувшейся своей военной
одиссеи порядком отвык от двухспальных кроватей, женского шепота и вздохов
на соседней подушке Порой Андрей вообще не мог уснуть, пока по привычке не
укрывался военным бушлатом, насквозь пропахшим табаком и пороховой гарью.
Убегая на работу рано утром (Андрею почему-то казалось, что воровски,
тайком), Лена возвращалась домой лишь поздно вечером, а иногда так и ночью.
И всякий раз навеселе, дышащая огнем и банкетным жаром. Андрей особо не
интересовался этими ее похождениями, и Лена, видимо, оскорбленная его
равнодушием, однажды вроде бы с оправдательным хохотком, а на самом деле с
вызовом и раздражением объяснила ему:
- Банкеты теперь входят в мои служебные обязанности.
- Само собой разумеется, - коротко ответил Андрей, не проявив и к этому
ее сообщению никакого интереса.
Действительно его ничуть не волновало, куда и зачем ходит жена по
вечерам, служебные у нее обязанности или неслужебные. Ходила же она, когда
его не было в городе, когда он воевал, так чего не ходить сейчас, чего уж
менять давно устоявшийся образ жизни. Андрея Лена ни разу с собой не
пригласила: то ли не полагалось ей появляться на банкетах и презентациях с
мужем по протоколу, то ли просто забывала, что она женщина все-таки мужняя.
Да и как было не забыть за столько лет разлуки и одиночества? Не Пенелопа же