"Николай Николаевич Евреинов. Тайна Распутина " - читать интересную книгу автора

"снюхались с ним и щедро заплатили ему"; "но их указаниям", - мнится
Палеологу, - Распутин "посылает записки министрам, банкам, всем влиятельным
лицам" [М. Палеолог. "Распутин". Стр. 79] и т. д.
Этот взгляд на роль Распутина может быть оспариваем и не без основания.
По крайней мере, начиная с 1911 г. - года ожесточенной борьбы Распутина с
епископом Гермогеном и с Илиодором - можно легко убедиться, хотя бы из
историй этой же борьбы, что Распутин, без всякого влияния с чьей бы то ни
было стороны, сам, по собственной инициативе, умел отменно (по своей
жестокости) отстоять шкурные интересы и провести на деле чисто личную
директиву. Стоит лишь перелистать последнюю главу "Святого чорта" б. иер.
Илиодора, чтобы в этом совершенно убедиться, с какой бы
осторожностью мы ни подходили к "страшной книге" мятежного монаха. В
этом же нас утверждает и переписка Николая II и Александры Романовых,
особенно те письма 1915 года, где речь идет о смещении вел. кн. Николая
Николаевича с поста верховного главнокомандующего. "Старец" знал, что
Николай Николаевич его, Распутина, заклятой враг; этого было совершенно
достаточно, чтобы сделать его fa глазах царицы, а затем и царя врагом
"помазанника божия", интриганом, узурпатором власти, чуть не крамольником. В
этом мстительном намерении, так же, как и в проведении его в жизнь,
Распутину никто не подсказывал ни образа мыслей, ни образа действий. Ничьей
"игрушкой" он здесь не был, а тем более "слепым орудием", как выражается
С.П. Мельгунов.
Началось ли самодержавие Распутина... с низвержения Николая "большого"
(т.-е. вел. кн. Николая Николаевича), - как это думает М. Н. Покровский [См.
его предисловие к "Переписке Николая и Александры Романовых 1914 - 1913 г.
г.", стр. 15] - или раньше, об этом можно конечно спорить; бесспорно только
то, что в один, далеко не прекрасный для России день, это самодержавие
"сибирского авантюриста" стало вполне реальным фактом, на веки опозорившим и
без того несчастный дом Романовых.
Распутин видел ясно, что дом Романовых - несчастный дом, ибо он
возглавлялся ограниченным, слабовольным монархом, находившимся под влиянием
вздорно-истеричной, недоброй, тщеславной и не-русской царицы.
Проникнув в этот, "дом", как в свой, извлекая из него огромные для себя
выгоды и привилегии и чая еще большие, - Распутин связал себя с царской
семьей узами более прочными, чем кровные, связал себя с судьбой этой семьи,
отлично понимая, что счастье ее - ею счастье, что в тот день, как не станет
Николая II и Александры Романовых, - не станет и его, Григория Распутина.
Сибирскому авантюристу нужно было захватить бразды правления в свои
руки по той простой причине, что они находились в слишком ненадежных руках
неудачливого монарха, который не знал ни своего народа, ни его ближайших
правителей так, как их знал по своему прозорливый Распутин, с трепетом
внимавший нароставшим волнам великой революции.
Он дрожал за трон, в страхе народного гнева, - дрожал потому, что свил
себе слишком теплое и прочное, казалось ему, гнездо в самом укромном
местечке этого трона.
Отдалить революцию, грозившую прикончить его "славные дни Аранжуэца",
не дать ей разыграться и пасть на его собственную голову - было в прямых
интересах Распутина. Достигнуть этого он мнил, в своей "мужицкой" простоте,
укреплением твердыни царского самодержавия. И если царь не знал, как лучше
всего пользоваться своей прерогативой, - Распутину, в их общих интересах,