"Александр Этерман. Роза ветров" - читать интересную книгу автора

микророман о Пилате (т.е. гл.26), так и сам роман "М. и М. (гл. 32 и
последняя), а также, на всякий случай, и эпилог романа. То есть все, что
только могло ею закончиться - закончилось.
Таким образом, несомненно, последняя фраза романа является
многозначительной. Однако нам все еще не до номиналистических ее толкований.
Беда в том, что по ней вполне можно, наверное, даже доп?лжно судить о том,
как роману следовало бы называться - и начинаться.
В самом деле - если "Мастер и Маргарита" и роман о Понтии Пилате столь
демонстративно и многократно одинаково заканчиваются, логично предположить,
что они и начинаются/называются одинаково - лишь в таком случае, согласно
авторскому замыслу, они стали бы по-настоящему семиотически неразличимыми.
"Мастер и Маргарита" для романа о Пилате, согласитесь, не подходит, стало
быть, общее (название) надо искать в частном (внутреннем романе). А как
назывался/начинался роман о Пилате (ох как правы были М.К. и З.Б.-С., двумя
способами доказывавшие, что роман именно о Пилате, а не о Христе - помните:
а. Пилат - единственное, что в этом романе из жизни, все остальное - русская
литература, б. дабы подковырнуть Ницше, Булгаков изобразил терзаемого
сомнениями арийца Пилата среди решительных семитов)? Вне всякого сомнения -
"Понтий Пилат"/фразой о Понтии Пилате. Доказательства? Пожалуйства, сразу
три.
Во-первых, глава 2, в которой, собственно, и начинается повествование о
прокураторе, так и называется/начинается - "Понтий Пилат"/В белом плаще с
кровавым подбоем... в крытую анфиладу... вышел прокуратор Иудеи Понтий
Пилат.
Во-вторых, советские критики, разгромившие роман Мастера, возражая
против попытки воинствующего богомаза и старообрядца протащить в печать
апологию Иисуса Христа, предложили ударить не по христианству, а по
пилатчине. Не стоит переоценивать советских критиков, которые, несмотря на
грозный тон, чувствовали себя обычно не совсем уверенно и говорили не совсем
то, что хотели сказать. Следует только иметь в виду, что роман они громили
чисто заголовочно. В чем, с их точки зрения, может быть виноват Пилат,
только затесавшийся в эпоху Иисуса Христа? Да ни в чем особенном, как ни в
чем не виноват хладнокровный и убежденный палач Крысобой или командуюший
легионом красавец-легат. Разве что в том, что роман был назван его именем.
В-третьих, сам Воланд счел это обстоятельство потрясающим:
- А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? - спросил Воланд.
Тот усмехнулся и сказал:
- Это простительная слабость. Она слишком высокого мнения о том романе,
который я написал.
- О чем роман?
- Роман о Понтии Пилате.
Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на
столе.
- О чем, о чем? О ком? - заговорил Воланд, перестав смеяться. - Вот
теперь? Это потрясающе!
Вот оно, заглавие. "Роман о Понтии Пилате" или лучше "Записки о Понтии
Пилате". Чем он начинается и чем кончается, мы уже знаем. И неплохо бы
переставить главы - первую со второй.
Главное, четвертое доказательств, которого, разумеется, с нетерпением
ждет читатель, однако, еще впереди. Теперь становится ясно, для чего