"Сергей Есин. Имитатор " - читать интересную книгу автора

эти минуты мне снится, как я бегу, подхлестываемый голосом крепостника,
сквозь анфилады по-зимнему пустынных комнат, и вслед, вдогонку, жестокой
неотвратимостью наказания летит скабрезный томик Вольтера и графский башмак.
О, как бьется сердце! Я мчусь со всех ног и знаю, что сейчас откроются
стеклянные двери низковатого вестибюля, и простоволосый, в домашнем
пиджачке, в валенках деревенский мальчишка - каким я приехал искать счастье
в Москву - вылетит в снег, в сугробы. И тут же краснорожая и
подобострастная, всегда готовая выполнить несправедливую барскую волю,
наваливается дворня. И бьют, бьют...
Бьют английские башенные часы за стеной в приемной, и я просыпаюсь.
Но нет! Граф по-прежнему висит на пеньковых шнурах напротив моего
стола, и, уже привыкший к его зимним выходкам в эти часы ветреного заката, я
поднимаюсь из-за стола, становлюсь напротив хозяйского портрета и говорю:
- В вашем почтенном возрасте, ваше сиятельство, не следует совершать
лишних движений. И гневаться не следует. Ведите себя спокойнее, граф. Будьте
сдержаннее, коли уж так бесславно сдали историческую площадку. Прошлое -
ваше, но в исторической перспективе - я! Висите спокойно, миленький, иначе
отправлю в совсем некомфортабельный запасник - у вас прежде была там людская
или каретный сарай? - висите и не рыпайтесь, не тревожьте моей крепкой
психики, иначе я покажу вам историческую справедливость во всей ее грубой и
непреложной простоте.
Для своего кабинета я подобрал подходящие сюжеты: злейших врагов надо
держать на виду, поблизости, чтобы был стимул жить!
Слева от хозяина, на той же стене, - Илья Ефремович Репин. Этот
сухорукий баловень судьбы представляет мне одного из великих князей.
Длинное, как у лошади, неулыбающееся дегенеративное лицо, слюнявый рот,
расплывчатые, белесые, еле прописанные глаза - умел пригвоздить старик. Умел
польстить, глумясь над натурой. Как вылизано шитье, петельки на придворном
сюртуке, разводы муара по голубой ленте. Ничего не поделаешь - шедевр!
Великий князь, говорят, был личным другом одного из последних владельцев
дворца. За это и сподобился много лет назад попасть в наш запасник. Правда,
позже было мнение передать портрет в Третьяковку или в Русский музей. Ну уж
дудки - мы не можем разбазаривать фонды своей коллекции. Этот инвентарный
номер принадлежал графской канцелярии... Дудки! Еще догадаются некоторые
умники выставить потом в экспозиции. Да обожраться ему, что ли, блаженному
сухорукому старику, посмертной славой? Сколько можно! Пускай повисит у меня.
И комната подходящая, и стенка не слишком уж светлая. Да и директору в таком
соседстве репрезентативнее . Целее будет портретик. Искусство, знаете ли,
принадлежит народу, а я его кровинушка, его плоть, его шустрый гений.
Остальные картины в комнате уж так, мелочевка, правда, все XVIII век,
портреты, портретцы из усадеб, дамы в капорах и робронах, мужчины при лентах
и в мундирах, но под самым потолком кабинета висит темненькое полотнышко -
"Муза увенчивает художника". Кипарисики, луна, молоденький художник и муза с
лавровым атрибутом и жеманным, похотливым выражением лица. Выбрала, дескать,
и увенчала. А я, глядя на это полотнышко, все время размышляю: неплох
счастливец и хороша демократка, но кто же устраивал паблисити юному гению?
Кто шепнул в розовое ушко беспристрастной любительнице прекрасного о
существовании скромного жреца? Сама узнала? Ах, оставьте эти шуточки! Небось
эту искусствоведку художник закормил диким медом, либо папа-рабовладелец
прислал ей перед церемонией освежеванного бычка. Слава художника была в его