"Барбара Эрскин. Дитя Феникса Часть 2" - читать интересную книгу автора

обычно приходила в черном бархатном платье. Но теперь она была в белом, с
серебром. Она улыбалась, и Элейн понимала, что в Фолкленде ей хорошо и она
счастлива тут. "Кто ты?" - громко спрашивала ее Элейн, но дама бесшумно
скользила над заснеженными садами и растворялась в белом сиянии снегов.
Мари...
Возможно, она сама придумала имя для этой женщины-призрака, с которой
ее связывали узы крови и судьба. Она была с Элейн повсюду - в Фозерингее, в
Фолкленде; делила с ней горькое одиночество в замке Лох-Ливен и в долгие
годы невзгод всегда была для нее утешительницей.
Проходили неделя за неделей, но от Ронвен не было никаких известий.
Поначалу Элейн ждала, особенно не волнуясь. Ей было чем занять свои дни. Она
ходила в конюшню навещать лошадей, застоявшихся в своих стойлах, и следила
за хозяйством в замке, впервые за все время приняв на себя хозяйственные
обязанности жены Малкольма. А тот на радостях доверил ей ведение всех
денежных расчетов в своих владениях. Графство Файф не было ни слишком
обширным, ни богатым. Оно являлось одним из семи небольших древних графств,
составлявших Шотландское королевство, и было крошечным по сравнению с
бывшими владениями Элейн, которыми она правила в качестве графини Честер. Но
в Шотландии графы Файф были облечены властью и пользовались огромным
влиянием и, что важнее всего, их почитали особо, так как по старинной
традиции им было дано право входить в святилище под Священным крестом клана
Макдаффа и при пронации возлагать корону на главу нового короля.
Элейн охотно занималась хозяйством, но если ей порой недоставало
чего-то, так это уединения. Она ни на минуту не могла остаться одна, чтобы
посмотреть в огонь или в чашу с водой там прочесть, что происходит с Ронвен;
она не могла вызвать дух Александра. Ночь за ночью она лежала с открытыми
глазами, слушая равномерный храп Малкольма у себя над ухом, ворочаясь с боку
на бок на пуховой перине, чтобы ее телу не было так тяжко ощущать его
собственное бремя. Над замком завывали зимние ветры; они гуляли по равнинам
срединных земель Файфа и били в обледеневшие стены крепости.
Та ночь выдалась особенно холодной. Спина у Элейн болела; болели ноги.
И болело сердце. Она устроилась повыше на подушках, соображая, не пора ли ей
опять посетить уборную. В спальне было холодно. Огонь, разведенный на ночь,
давал мало тепла, и ей не хотелось вылезать из-под теплых одеял. Элейн
засунула руку под подушку, где был спрятан феникс, завернутый в голубой
шелковый платок. Отодвинувшись от мужа поближе к своему краю постели, она
закрыла глаза и прижала к губам холодную золотую подвеску.
Элейн проснулась, ощутив на своей груди чью-то руку. Одеяло было
отброшено, словно она во сне откинула его сама; груди ее были напряжены. Она
рассердилась: до сих пор Малкольм уважал ее просьбу не прикасаться к ней; но
тут же услышала храп мужа - он крепко спал. Смутившись, Элейн лежала
неподвижно и вдруг снова почувствовала прикосновение к своей груди, словно
чьи-то губы ласкали ее в бархатно-нежной темноте ночи. Она не понимала,
закрыты или открыты ее глаза. Спит она или это все происходит наяву? И вновь
она ощутила легкое прикосновение пальцев к своей груди; пальцы скользнули по
ее животу и ниже, и она ощутила поцелуй теплых губ. Элейн узнала его,
задрожала от желания и, раскинув руки, упала на подушки. Элейн ощущала тепло
его тела, его силу, его страсть; его рот впился в ее губы, и она открылась
навстречу любимому. Малкольм все еще крепко спал, когда она, наконец,
испустила стон наслаждения в своем дивном сне наяву.