"Василий Васильевич Ершов. Рассказы ездового пса " - читать интересную книгу автора

загнанные лошади, уселись перекурить и принять дальнейшее решение.
Выруливать вниз, к началу наших следов, где приземлились, не было
смысла: там болото. Разумная предосторожность, посадка на газочке, спасла
нас от реальной возможности встать на нос, а может, и вовсе скапотировать
через нос на спину - именно в том месте площадки. Нет уж: если взлетать, то
только отсюда.
Взлетать на горку с места, где мы сейчас стоим, страшно: дистанция
разбега мала - и сразу крутой уклон к реке... не успеешь оторваться, как
скатишься в речку. Взлетать вниз, на болото - увязнешь и скапотируешь на
середине разбега. А ветерок дует таки с бугра - слабенький, чуть порывами,
дунет и затихнет. Вот и думай.
Решили взлетать все-таки на бугор. Если не оторвемся перед обрывом,
перевалим через бугор и довыпустим закрылки, поддержим машину, а там - яма;
пусть со снижением, но самолет должен разогнаться, ведь пустая машина...
Я замерил шагами, какой длиной площадки мы располагаем для взлета:
примерно 190 метров. Всю землю до самого конца истыкал сухим прутом: вроде
твердый грунт.
Никогда так дотошно не рассчитывал я параметры взлета; никогда так
реально не требовалось учитывать и вес, и температуру, и ветер, и уклон, и
состояние грунта... Впервые я шкурой уяснил, от чего конкретно зависит длина
разбега и что такое есть предел: или - или.
Поставили двух женщин наверху, на бугорке с платками в руках: как
только дунет хороший ветерок с бугра нам навстречу, чтоб махнули - и мы
сразу начнем разбег.
Второпях попрощались с геологами... хорошие, близкие, родные ребята и
девчата... как работали, как старались выручить... эх, русские люди же...
Время поджимало: уже солнце стало клониться к западу. Начальник партии,
виновато заглядывая в глаза, рассыпался в извинениях и благодарностях, сунул
подписанный акт-счет на сорок часов - за неувязку и риск. Мы взяли. Нам было
как-то все равно; стоимость бумажки померкла в треволнениях дня.
Я залез в самый хвост, готовый, как только наберем скорость, рвануть в
кабину на свое место. Мотор молотил, потом взревел; мы помчались. Хвост
подпрыгивал; я уперся руками и ногами и старательно исполнял роль
противовеса, пока не почувствовал, что вот-вот оторвемся. Стремительно
помчался в кабину, в лобовое стекло увидел только: обрыв приближается, две
фигурки машут платками...
Довыпускать закрылки не понадобилось: за пятьдесят метров до обрыва мы
воспарили над землей; откос круто ушел вниз, и Толя заложил вираж в сторону
Енисейска.
Я вышел в салон и принялся настраивать капризную дальнюю радиостанцию,
висящую на стенке за спиной моего кресла. Ожидая расспросов и нотаций,
связался с флегматичным диспетчером, доложил о взлете с Каменки, получил
равнодушную команду: "Пролет Назимова доложите"...
Назимово, кстати, находится севернее Енисейска, вниз по Енисею.
Диспетчер перепутал его со Стрелкой, что в устье Ангары. Да, по-моему, ему
этот рейс был до лампочки: в те времена диспетчерами МВЛ, местных воздушных
линий, кто только не работал - иной раз и вовсе далекие от авиации люди.
Силы покинули нас. Грязные, серые, смертельно усталые, висели мы на
штурвалах. И только качали головами: "Ну, машину создал Антонов! Ну,
ласточку!"