"Виктор Ерофеев. Лабиринт Один" - читать интересную книгу автора

* Соглашаясь в известной мере с 3.Минц относительно "Мелкого
беса" как "неомифологического" текста, я вместе с тем думаю, что она
излишне мифологизирует роман, обращаясь к архетипам архаического
сознания, обнаруживая различные языческие и христианские мифологемы.
Даю втом, что роман Сологуба в известной степени связан не с
вековечными мифами непосредственно, а с современной ему модой на
аллегорические сюжеты. Читая описания снов "Людмилочки" (вроде: "Потом
приснилось ей озеро и жаркий летний вечер под тяжко надвигающимися
грозовыми тучами,- и она лежит на берегу, нагая, с золотым гладким
венцом на лбу"), вспоминаешь прежде всего не языческие мифы, а
многочисленные большие полотна французского "ар помпье", или же
русского "салонного академизма", написанные Г.Моро, Бугро, Фредериком,
Липгартом и др.,- эти салонные изображения обнаженной женской натуры,
претендующие на аллегорическую многозначительность, представляли собой
общеевропейские стандартные образцы.

В персонажах "Мелкого беса" есть внутреннее несоответствие, они
напоминают кентавров, и их двойственность особенно наглядно подчеркнута в
образе Варвары: тело нимфы и порочное лицо пьяницы и сладострастницы.
Соединение несоединимого (во всяком случае, с точки зрения
реалистической традиции) создает впечатление абсурда и нелепости. Такого
впечатления не производят гоголевские герои (порожденные сатирической
гиперболизацией какой-либо одной стороны человеческого характера). Они
тождественны самим себе. В их мире не может быть трагедии. Когда прокурор от
страха перед разоблачением умирает, его смерть весьма условна; он уже мертв,
с самого начала, и сцена смерти производит скорее комический эффект.
Диаметрально противоположный пример: смерть Ивана Ильича. Это смерть
человека. Что же касается Сологуба, то насильственная смерть Володина
оказывается как бы посередине: он априорно сакральная жертва (баран, агнец),
но в то же время этот кентавр имеет и человеческие черты. Опять-таки
двоящееся впечатление.
Призрачный, полуживой-полумертвый мир сологубовского романа
соответствует находившимся вто время в процессе становления
философско-эстетическим основам символистской прозы (в полной мере
выявившимся в "Петербурге" Белого). В этом призрачном мире жизнь изменить
невозможно. Из нее лишь можно совершить бегство в иную реальность.
Таким бегством в романе становится любовная связь между Людмилой и
гимназистом Пыльниковым. При анализе этого пласта романа следует вновь
вернуться к разговору о традиции русской литературы, подчеркивающей
равенство людей перед истиной. Между тем бегство, которое предлагает
Сологуб, предназначено только для избранных и, по сути дела, является
запретным. Более того, эта запретность и составляет, по Сологубу, его
"сладость". Это элитарное решение проблемы, чуждое демократическим принципам
традиции вообще и Достоевскому с его критикой идеи человекобожия в
частности.
Важно отметить роль повествователя в истории отношений Людмилы и Саши.
Это явно заинтересованное лицо. В сценах любовных шалостей повествователь,
словно сам становясь персонажем романа, принимает роль соглядатая, "жадно"
подсматривающего сцены раздевания и переодевания Саши растлительницей
"Людмилочкой", утверждающей, что "самый лучший возраст для мальчиков...