"Виктор Ерофеев. Роскошь" - читать интересную книгу автора

- Зачем? - спрашивают меня Хуй и Чжан.
- Потому что вы, ебаные китайцы, подбили меня на это, - спокойно
объясняю я.
- У тебя над входом в православный храм вместо иконы висит румяный Мао
в кепке, - смеется Чжан.
- Да, висит, - соглашаюсь я. - Мало ли что еще у меня намалевано. Этим
самым я спас храм от разорения в культурную революцию.
Они отказываются меня понимать.
- Я - жемчужина Востока, - говорю я. Они молчат.
- Я - китайский Париж. Я состою из платанов и магнолий. Ребята, не
запускайте мне в душу воздушные змеи!
В себя самого можно плыть морем, огибая Индию и Индокитай, через весь
мир или ехать на поезде, отстукивая километры, взволнованно готовясь к
встрече, через Сибирь и Пекин. На машине или верблюде тоже можно и,
наверное, это лучше всего: с мукой, лишениями, с ячменем на глазу, без
спешки, но это другой жанр - экспедиция.
По недостатку времени, нетерпеливости, лени я выбираю девять часов в
самолете "Аэрофлота". Как ни банален сам по себе современный полет, в нем
сохранен сакральный обман времени, воровство часов. Неожиданность
приземления в центре себя ведет к старой мысли о случае и законе.
Я перенаселен китайцами, окутан иероглифами, вывесками, треском и
шелком. Во мне много желтой воды, текущей в Восточно-Китайское море. Меня
можно есть палочками, как свинину с бамбуком. Мои таксисты на стоптанных
автомашинах живут в старом времени боязни иностранцев. Они уезжают от них с
раскрытыми дверьми в полной панике.
- Стань фашистом, - говорит Хуй. - Это так просто. Все станет на свои
места.
- Открой свое сверхчеловеческое сердце для политической мистики, и ты -
спасен, - угощает меня китайской сигаретой Чжан.
- Так мы дошли до сути, - киваю я. - Я объявлю гулаг школой жизни. Я
вычеркну весь негатив из советско-немецких анналов, возненавижу жидов,
прокляну Америку.
Я считал, что говорю на языке, мне понятном, а, если что не так, я
перехожу на английский с взрывной интонацией, приравненной к представлению
об успехе. Но это, как я догадался, слабое ускорение. В шанхайском аэропорту
ко мне отнеслись с искренним равнодушием. Стеклянная коробка,
гастрономически разрезанная на удобные для потребления сегменты, оказалась
больших размеров: места хватает всем. Я сел в минибас, присланный немецкой
страховой компанией, и был быстро доставлен по автостраде в район
французских концессий. Гостиница располагалась в вечнозеленом саду. Там жили
Никсон и Хо Ши Мин.
- В моем дачном поселке Полушкино под Москвой, - говорю я Чжану и
Хую, - "шанхаем" называют самострой, выстроенный на грядках, обнесенный
вместо забора дверями и железными кроватями. В этом представлении о Китае -
вся наша скромная русская спесь.
Но такими песнями их не накормишь. Признав меня городом будущего, они
хотят, чтобы я расстреливал наркоманов в день борьбы с наркотиками выстрелом
в затылок. Они хотят от меня не поступки, а завоевания.
- Мы построим в честь тебя храм в тысячу раз более величественный, чем
храм памяти генерала Хуо Гуан, - говорит мне Чжан. - Только научись говорить