"Виктор Ерофеев. Розанов против Гоголя" - читать интересную книгу автора

последовательные наброски повести, сопоставляет их с окончательным текстом,
анализирует трансформацию реального анекдота, положенного в основание
"Шинели".
В результате Розанов приходит к выводу, что "сущность художественной
рисовки у Гоголя заключалась в подборке к одной избранной, как бы
тематической черте создаваемого образа других все подобных же, ее только
продолжающих и усиливающих черт, со строгим наблюдением, чтобы среди них не
замешалась хоть одна, дисгармонирующая им или просто с ними не связанная
черта (в лице и фигуре Акакия Акакиевича нет ничего не безобразного, в
характере - ничего не забитого). Совокупность этих подобранных черт, как
хорошо собранный вогнутым зеркалом пук однородно направленных лучей, и бьет
ярко, незабываемо в память читателя"⁶⁷.
Таким образом возникает тип, а "тип в литературе - это уже
недостаток, это обобщение; то есть некоторая переделка
действительности"⁶⁸. По мнению Розанова, лица не слагаются в
типы, несливаемостью своего лица ни с каким другим и отличается человек от
всего другого в природе, и именно эту несливаемость как главную
драгоценность в человеке искусство не должно разрушать. Эстетика Розанова
признает лишь ту поэзию, которая "просветляет действительность и согревает
ее, но не переиначивает, не искажает, не отклоняет от того направления,
которое уже заложено в живой природе самого человека"⁶⁹. Пушкин
дает норму для правильного отношения к действительности, и его поэзия,
продолжает Розанов, "не мешает жизни... в ней отсутствует болезненное
воображение, которое часто творит второй мир поверх действительного и к
этому миру силится приспособить первый"⁷⁰.
На мой взгляд, в своем анализе Розанов, во-первых, обедняет поэтику
Гоголя, а во-вторых, упускает из виду всю ту могучую и плодотворную традицию
мировой литературы, которая творила "второй мир поверх первого" не
вследствие "болезненного воображения" писателя, но повинуясь основным
законам литературного творчества. Фантастический элемент, изначально
присущий литературе, доставшийся ей в наследство от фольклора, наиболее ярко
выразившийся в произведениях Апулея, Рабле, Сервантеса, Свифта, Гофмана и
других, обогащает литературу бесценной возможностью особым образом осмыслить
реальность, расширить и углубить представление о ней. Гротеск есть средство
опосредованного познания действительности, обнажения ее внутренней
структуры, обнаружения запутанной системы ее онтологических корней.
Литература гротескного реализма, в которой Гоголь сыграл выдающуюся роль, не
ставит перед собою цель изобразить тот или иной тип человеческого характера.
Тип - это среднеарифметическая фигура, выведенная из наблюдения над
человеческой реальностью. Но разве герои "Мертвых душ" являются подобными
фигурами? Скорее таковыми можно считать персонажей Гончарова и Тургенева.
Гротескная литература изображает не тип, а скорее архетип характера (или
сознания), который, воплощенный в человеческий образ, является дерзким
допущением художника и по своей сущности наделен исключительными чертами.
Когда Розанов задает вопрос, человек ли Плюшкин, и отвечает на него
отрицательно, мотивируя это тем, что герои "Мертвых душ" "произошли каким-то
особым способом, ничего общего не имеющим с естественным
рождением"⁷¹, это отрицание звучит в его устах как приговор, но
мы имеем полное право согласиться с его отрицанием и со словами об "особом
способе" рождения с легким сердцем, не видя в таком "способе" ничего