"Виктор Ерофеев. Пять рек жизни (роман-река)" - читать интересную книгу автора

Раздались автоматные очереди. Под своды бункера ворвались боевики
татарского батальона "Счастливая смерть". Они стремительно съехали вниз по
свеже крашеным коричневым перилам. Но наши русские речные матросики, наши
простодушные мучители, тоже оказались не промах. Они прыгали с перекрытия
на перекрытие и раскачивались на руках, как тропические обезьяны. Капитан
повел ребят в бой.
Завязалась подземная Куликовская битва. Я не знал, за кого болеть. Я любовался и
теми, и другими. Русское войско, наконец, ушло в фальшивые двери. Мусульмане
добили раненых и с удивлением уставили на нас свои дымящиеся автоматы.
- Это подобно саду на высоте, - сказал я боевикам, в восхищении поднимая руки. -
Бьет дождь его без жалости, и приносит он урожай двойной.
- Он - парень неплохой, - сказали имамы, отряхивая свои черные шапочки с золотым
шитьем. - Захотел сдать пустую посуду, а капитан бутылки отнял.
- Русский скандал, - улыбнулись боевики. -Немку будем ебать? - обратились они
друг к другу с риторическим вопросом.
- А за что ее ебать? - осторожно вступился я.
- У меня и так вся спина в рубцах, - призналась немка.
- Ну бегите, - сказали боевики, - а то опоздаете!
- Если решу принять мусульманскую веру, я знаю, к кому обращусь, - сказал
я добрым имамам на прощание и, расчувствовавшись (они тоже
расчувствовались), рванул с женщиной вверх через три ступени, минуя лужи
человеческой крови.


САМАРА - САРАТОВ

После Самары на Волге сгустился туман, и река вдруг раздалась, покрылась
островами с густой растительностью, полностью одичала. Это уже была не
Волга - Амазонка. Пошла крупная волна. В ночном баре падали бокалы. Все 100
журналистов провинциальной российской прессы плясали и пили, пили и
плясали. Мы с немкой сидели в углу: наблюдали.
Русские пляски не похожи на ночные берлинские танцы. В русской пляске
сохраняется первобытный элемент истеричности, требующий почти немедленно
словесного довеска в виде исповеди. Впрочем, простой народ редко кается.
Вместо исповеди он горлопанит. Он так орет на улице песни, как никто нигде
не орет.
Иное дело - русский журнализм. Все сто журналистов хотели поделиться
всеми своими нутряными тайнами. Женщины рассказали, что они - жертвы брака:
их мужья - алкоголики, дети - наркоманы. После работы в редакции они ездят
на загородные участки сажать картошку: денег не хватает. Маленький
Дима-негр с Сахалина сообщил, что он жертва Афгана и хуесос. Бухгалтерша
сорока восьми лет жертвенно показала мне свои груди.
- А где исповедь? - не понял я.
- Разве они не достаточно красноречивы? -возразила бухгалтерша.
- Три брака, две дочки, пятнадцать абортов, - вглядевшись, как хиромант,
сказал я.
- Сошлось, - сказала бухгалтерша, застегивая бюстгальтер.
Молодой человек из уральского города признался, что он - жертва пера:
пишет гениальные стихи, но стыдится показывать. Я попросил прочитать хотя
бы одно.