"В.Эрн. Григорий Сковорода Жизнь и учение " - читать интересную книгу автора

которые в свою очередь базируются лишь на привычке. Этот меонический миф о
действительности, столь пышно расцветший в английском эмпиризме, был, можно
сказать, принципиально завершен трансцендентализмом Канта, и, если мы
всмотримся в современную европейскую философию, почти всецело находящуюся в
русле кантианства, мы увидим, что вся она дышит отравленной атмосферой
универсального меонизма.
Третья черта новой философии - имперсонализм. И эта черта с
диалектической необходимостью вытекает из сущности рационализма. Понятие
ratio конструировалось в принципиальной отвлеченности от всех индивидуальных
богатств и особенностей живой человеческой личности. Личное начало для
чистого ratio по существу иррационально, и потому все рациональное должно
быть мыслимо вне категорий личности. Имперсонализм, означающий склонность и
привычку мыслить всю совокупность действительности в принципиальном
отвлечении от категории личности, должен был все познаваемое подчинить
исключительному господству категории вещи. Все содержание мысли должно было
рассматриваться sub specie "вещности". Но "вещь", как результат отвлечения
от всего живого, индивидуального и внутреннего может быть признана
рациональной лишь в узких пределах ее механических свойств. Отсюда
неизбежный союз рационализма с механистической точкой зрения; Декарт
подчиняет этой точке зрения Rem extenzam, т.е. внешний, материальный мир.
Res cogitant с такой же последовательностью постепенно механизируется
последующей европейской мыслью, и уже в теориях Гертли и Пристли вполне и
исключительно укладывается в схему механизма. Но как быть с личностью
человека, непосредственно данной и всем известной? Раз она не может быть
объяснена рационально, тем хуже для нее. Значит, она не существует, значит,
она только призрак, только меонический пучок перцепций. Она должна
эмигрировать в область искусства, мистики и положительной религии, а в
пределах порядочной и честной рационалистической философии ей нет места.
Формальное отлучение, так сказать, философскую анафему личности произнес Юм
и, произнесши, окончательно успокоился, ибо отныне вся совокупность
мыслимого стала насквозь рациональной, и рационалистическая мысль по всему
уравненному и подчищенному полю "действительности" могла беспрепятственно
кататься и перекатываться, как кегельный шар на ровной площадке.
Имперсонализм, как исключительное господство категории вещи, неизбежно
приводит к строго и всесторонне детерминирующей точке зрения. Понятие
свободы окончательно поглощается понятием универсальной необходимости,
безусловно подчиняющей все процессы действительности. Если Мальбранш,
например, был горячим сторонником свободы, то только в полном противоречии с
основными положениями своей собственной философии. Декартовская философия
существенно детерминистична. И только Кант с титанической силой заговорил о
свободе. Значение метафизической философии Канта, как философии свободы,
столь гениально продолженной Шеллингом, безмерно. К сожалению, в истории
новой и современной философии метафизическое учение Канта о свободе, равно
как и философию Шеллинга мы должны считать всего лишь эпизодом, говорящим
многое о гениальности Канта и Шеллинга, но оставшимся "гласом вопиющего в
пустыне". Рационалистический трансцендентализм Канта, исполненный
противоречий и недомолвок, нашел в современной философии целую толпу
последователей. Голос же Шеллинга, восторженно встретившего и продолжившего
учение Канта о свободе, окончательно заглушен и забыт философской Европой.
Выход из категории вещи в категорию личности, намеченный гением Канта,