"В.Эрн. Григорий Сковорода Жизнь и учение " - читать интересную книгу автора

поэтом в самом акте переживания.
Wahrheit:, т.е. правду, вещает нам только ratio, и потому все вымысел,
кроме рационального.
Отречение от Неба обусловило другую черту рационализма: его
существенную нерелигиозность. Традиция в ее внешнем проявлении, соединенная
с немалой долей лицемерия и трусости мышления, некоторое время питала
иллюзию. Рациональная религия, или религиозный рационализм, казались
возможными; рациональные и всякие другие доказательства бытия Божия, не
удовлетворяющие теперь семинаристов, удовлетворяли такие огромные умы, как
Декарт или Лейбниц. Иллюзии "рациональной теологии" были блестяще раскрыты
"Критикой чистого разума", и после третьего отдела "трансцендентальной
диалектики", нам кажется излишним доказывать принципиальную нерелигиозность
ratio.
Таким образом, сверху и снизу наметились заветные границы. Все, что за
ними, то иррационально, т.е. враждебно ratio, и потому должно быть
отвергнуто. Вольтеровское ecrasez l'infame, могущее быть отнесенным как к
тайнам религии, так и к тайнам природы, патетически вытекает из самой
сущности рационализма.
Исторической причиной такого фатального самоопределения философского
разума нового времени была борьба с мистическим началом средневековья.
Вспыхнувший с огромной силой индивидуализм, чтобы выбраться из могучих и
властных рук католической церкви, должен был искать себе соответствующее
оружие, и оружие это было найдено в рационализме. Человек захотел быть
только человеком, и для того, чтобы разум не помешал осуществиться этому
желанию, новый европейский человек героическим самоопределением превращает
его в ratio - из возможного врага и противника делает его своей базой,
верной опорой, послушным орудием своего властного самоутверждения.
Так как самоутверждение это было массовым, коллективным, историческим,
рационализм очень быстро стал господствующим типом мышления и
последовательно распространился на все области мысли. Некоторые историки
философии резко противопоставляют французскому рационализму английский
эмпиризм. Противопоставление это мнимо, ибо данные опыта в английском
эмпиризме обрабатываются тем же ratio, который в картезианстве обращен на
свои врожденные свойства. И там и тут органом познания является ratio,
только в первом случае он рассматривает данные внешнего опыта, во втором -
свою внутреннюю организацию. Вот и вся разница. Локк и Юм - рационалисты
такого же чистого типа, как Декарт или Спиноза, и панлогизм Гегеля или
многочисленные формы позитивизма конца XIX века не менее рационалистичны,
чем философия Лейбница или Вольфа.
Вторая основная черта философии нового времени - меонизм (мз дн - не
сущее); и эта черта с диалектической необходимостью вытекает из самой
сущности рационализма. Мальбранш дает прекрасную формулировку сущности
картезианства: "Рассудок не судит, судит лишь воля". Т.е. рассудок сам по
себе пассивен, инертен. Он только мертвая схема суждения, приводимая в
действие силами посторонними, и потому схема эта мертва. Схематический
ratio, лишенный начала движения, живого контакта с erum natura, не может
быть признан истинным самоопределением живой и автономной человеческой
мысли. Он не живет в себе, а в ложной рефлексии новой философии. Существо
его призрачно, меонично. Он как мираж возникает из недр исторического
самоутверждения, породившего и порождающего рационализм, и как мираж