"В.Эрн. Григорий Сковорода Жизнь и учение " - читать интересную книгу автора

т.е. чуткой восприимчивостью, узреть и постигнуть тайную устремленность
Космоса к своему новому Лику. Постигаемое своей устремленностью как бы
заражает постигающего, и чем глубже проникает душа, идущая по второму пути,
тем сильнее сама она проникается естеством и состоянием того, что она
постигает, и как бы пресуществляется. Это уже не мудрость гностика
интеллектуала, это существенная просветленность души, одержимой любовью к
Великому.
Мудрость Неба и мудрость Земли в какой-то безмерной дали, за всеми
гранями наших скудных кругозоров совпадают в единой безмерности божественной
Тайны, - вот прозрение великих отцов Церкви. Но совпадая где-то в
безмерности, эти две мудрости всегда разделены для тех, кто исходит отсюда;
в начальных стадиях они могут быть раздельны до враждебности, до полного
взаимного отрицания. Но на стадиях высших они уже начинают понимать друг
друга. Так, первые христиане назвали мудрость Платона божественной, а
философию греков таким же "детоводителем ко Христу", каким Библия была для
евреев. Так, наоборот, Джотто, друг мудреца Земли Данте, поклоняется в
бесчисленных фресках св. Франциску, или великий мудрец Земли Достоевский
преклоняется перед святыней православия, худлжественно запечатляет
преклонение это в старце Зосиме и тем доказывает всю искренность и глубину
своего признания.
Сковорода идет через Землю к Небу, а не через Небо к Земле. Без веского
послушания, своевольно и страстно, он на свой страх избирает путь личного
постижения порядка и строя космической жизни. Он непрерывно вслушивается в
тайный, немолчно в нем говорящий голос, он доверчиво принимает правду своих
восторгов, видений и созерцаний. Из двух откровений - Природы и Библии - он
в своем внутреннем самочувствии отдает безусловное предпочтение Откровению
первому и второе принимает постольку, поскольку оно уясняется и пополняется
смыслом из Откровения первого, непосредственно ему данного. Но такова была
устремленность этого великого чудака к Истине, так высоко он взбирался в
своих постижениях, что издали ему рисовалась неясными контурами небесная
мудрость святых, и он подходил в величайшим прозрениям философов
христианского подвига.
Не нужно обманываться поверхностными выводами. Сковорода любит
церковные обороты речи, имеет склонность к библейским текстам. Но он глубоко
светский человек Он природен, а не церковен. Его мистика космична и
антропологична, а не экклезиастична. Если краями своей мудрости он
соприкасается с мудростью церковной, то только потому, что мудрость
космическая в последнем своем определении совпадает с мудростью церковной.
Концепция св. Максима Исповедника об откровении в Природе дает нам
возможность метафизически понять и принять Сковороду в его подлинном, целом
и неискаженном виде. Она дает нам ряд метафизических терминов-символов, в
которых, и только в них, открывается возможность охарактеризовать
ноуменальную основу его личности и его философии. То, на что намекает
Ковалинский, здесь получает углубленное истолкование.
Пусть те, кто верит в ноуменальное, примут это истолкование как попытку
историко-философского поиска корней философии Сковороды. Те же, для кого
умопостигаемое дано раньше феноменального, без труда могут увидеть, что
Бесчеловечность Сковороды, вселенскость его настроения, основной фон его
личности и плюс, его философствования имеют глубокие ноуменалъные корни,
лучше всего могущие быть охарактеризованными в терминах