"В.Эрн. Григорий Сковорода Жизнь и учение " - читать интересную книгу автора

обмененный взгляд". Что-то единое видится и предчувствуется всем
представителям русского философского самосознания, и диалектика, искание
жизнью, европейская образованность, варварская стихийность, чудачество и
трагизм личных переживаний - все различными путями ведет к одному и все
различными тонами вливается в одно симфоническое целое. Я не говорю, чтобы
не было разногласий. Разногласия есть, и немалые, но разногласия эти
диалектического характера, и снимаются более глубоким синтетическим
устремлением.
Неоригинальные направления русской мысли (материализм, позитивизм,
теперь неокантианство), будучи страстными отголосками западноевропейских
философских настроений, каким-то злым роком обречены на фатальное бесплодие
и невозможность чтонибудь творчески порождать. Русская мысль бессильна
творить в меонической атмосфере западноевропейского рационализма, - вот
любопытный факт, достойный быть отмеченным. И русские мыслители, с жаром
увлекавшиеся западноевропейским рационализмом, или переживали это увлечение,
как переходный момент (Соловьев, Козлов), или же, оставаясь в нем навсегда и
не творя в нем сами, служили против воли своей катализатором, побуждавшим
оригинальную русскую мысль к творческим обнаружениям. Они только эхо, гулко
воспроизводящее сильные и творческие движения западной мысли. В русской
философии они играли роль возбудителей хоров, которые своим прекословием
вызывали энергическую и полную творчества палинодию главных героев русской
философской мысли. Гигантскому молоту европейского рационализма, кующему
русское самознание на исторической наковальне, воздвигнутой гением великого
Петра, они расчищают почву, и тем неведомо себе служат цели, ими сознательно
отвергаемой. В этом их своеобразное, хотя и небольшое, значение, которое
должно быть оценено в полной мере историком, желающим набросать картину
роста в России философского самосознания. Занимая среднее место между
новоевропейским рационализмом и восточно-христианским логизмом, русская
философская мысль, естественно, не могла и не может идти торными путями
западноевропейского мышления. Кто подходит к ней со стереотипными шаблонными
критериями, тот забывает завет Тютчева, могущий быть отнесенным к каждой
великой стране:
... Россию...
Аршином общим не измерить!
И подходить к русской мысли, например, с трансцендентальной точкой
зрения это все равно, что к значительной и величайшей скульптуре средних
веков подходить с ratioном античных ваятелей эпохи Перикла. Это значит не
уметь различать глубоко ценные особенности и надевать на глаза матовые очки.
Отсутствие систем, столь дорогих рационалистам, обыкновенно считается
признаком отсутствия самостоятельной русской философии. Но я бы сказал, что
отсутствие систем есть глубоко значительный признак устремленности русской
мысли к логизму. Система всегда искусственна, и систематичность есть не что
иное, как насильственное укладывание многообразий действительности в
прокрустово ложе данной точки зрения.
Систематичности рационализма логизм противополагает внутреннюю
объединенность созерцания, и если в России мало или почти нет систем, то
почти все русские мыслители обладают редким и исключительным единством
внутренним. Монолитная цельность Сковороды, осуществившего гармонию
исключительного соответствия характера и жизни мыслителя с фснпт'п и
деталями его миропостижения, пронизанность жизни Печерина одной идеей,