"Олег Ермаков. Вариации " - читать интересную книгу автора

ничего. Человек ко всему привыкает...
Мы здесь еще устроим так, что будет хорошо. Что люди деревенские
скажут: вон как живут. И батька у них, как воевода. А сынов он еще уведет
из-под баб. Должны же они... Короче: должны они батьке или нет? Каждому отцу
сыны должники или нет? Спросить у музыканта, как он думает. И пусть передаст
среднему, самураю. А тот младшему. Младший-то всех их поскромней,
толковый... Мы еще наведем здесь шороху. Пошерстим окрестности с мальчиками.
На чердаке есть сеть, лодка. В укромном месте винтарь. Ирина, наученная
попами, заявила в милицию: дескать, грозился пристрелить. Приезжали с
обыском. Ничего не нашли, найдите у старого опера!..
Василий Логинович вообразил русую, невысокую, полноватую Ирину, ее
руки, волосы. Грозился...
Он опустился в кресло. Затем привстал, включил телевизор. По экранному
полю запрыгали фигурки. Он смотрел, ничего не понимая и не слушая. На него
нахлынули ночи и дни с ароматом тела Ирины, с ее голосом. Это было
враждебно-родное тело.
Василий Логинович бросил взгляд на часы. Гарик с музыкантом
запаздывали. Нянька уже легла. Что там у них... Может, автомобиль сломался.
Или баба пришпилила к юбке. Одного и второго. Хотя музыкант домой не
собирался. Или ему уже отрезали руку.
"...И какая разница, кто эти шестьдесят пять лет прожил, я или брат? И
кому из нас двоих лучше?.. Хотел бы он прожить мою жизнь? А ты сам? Еще
раз?.."
Василий Логинович подумал обо всем, что было, попытался подумать,
охватить все мысленным взором: начало здесь, на плоском холме над торфяной
долиной, и все места, где бывал, море и Север, города, улицы, застолья,
учебу, поцелуи и объятия, рождение первенца, свадьбы сестер, езду на крышах
вагонов, драки; он вспоминал зимнюю реку с кровавыми полыньями, цветущие
сады дедовские; отца, уходящего к станции, скользящего на глине,
хватающегося за мокрые ветки орешника; и еще один эпизод - больше об отце он
ничего не помнил - поездку на телеге куда-то за реку за пчелами в жарких
полях, под небом с трепещущей птицей... и если бы все это хорошенько
припомнить, к кому они ездили, что это был за человек, что он им говорил, -
так что отец потом был весел и ласков... курил самосад... пахло полынью,
сбруей... солнце висело в дымке, они были на горе, скрипели колеса, отсюда
все начиналось, вся жизнь хозяина, который умел быть веселым и ласковым и
знал и умел выговаривать все слова.
... В полночь он понял, что ждать ребят бесполезно. Они не приедут.
Василий Логинович сказал вслух:
- Ну что? Будем привыкать и обживаться.
Но глубокой ночью погасил всюду свет, запер все двери, вышел за ограду
и зашагал по улице, миновал тополевые врата и направился к городу, мутно,
мягко сиявшему всеми своими слепыми очами во тьме. Он шагал, хромая, и на
его лице оседала теплая водяная пыль невидимой осенней дождевой сети,
раскинувшейся над немыми полями, дорогами, над оставленной навсегда
деревней.
До города его подвезли.
По безлюдным улицам он дошагал до своего дома. Еще издали увидел, что
окна темны. Но еще бы, уже почти утро. Даже если бы...
Он открыл дверь подъезда и начал подниматься. Если закрыто на один