"Илья Эренбург. Летопись мужества: Публицистические статьи военных лет " - читать интересную книгу автора

на фарфоре цветы. Вдруг одна встала: "Нужно учиться кидать гранаты, бутылки
с горючим..." Ее все поддержали. Милая курносая Галя говорит мне: "Каждая из
нас, если до того дойдет, убьет хоть одного фашиста". Это не бахвальство.
Каждый человек волен выбирать судьбу. Москва, как Галя, свою судьбу выбрала:
если ей будет суждено, она встретит смерть, с одной мыслью - убить врага.
Актеры Камерного театра разбирают станковый пулемет, а два часа спустя
гримируются, играют, повторяют торжественные монологи. Студентки
литературного факультета, влюбленные в Ронсара или в Шелли, роют
противотанковые рвы. Все это без патетических слов, без криков, без жестов.
Героизм Москвы на вид будничен. Москва любила яркие хламиды - для масленицы,
для театра, для праздника. Она веселилась в звонкой одежде рыцаря. Она идет
навстречу смертельной опасности в шинели защитного цвета.
Сколько испытаний для женских сердец: от утра, когда ждет старуха мать
почтальона - у нее четверо на фронте, до вечера, когда молодая мать,
прижимая к себе младенца, прислушивается к голосам зениток. Москва всегда
представлялась русским женщиной. За Москву, за мать, за жену сейчас
сражаются люди от Орла до Гжатска... И женщина Москва подает бойцу
боеприпасы, готовая, если придется, схватить ружье и пойти в бой.
Врагу не найти своей, второй Москвы: Москва одна. Я видел, как читали
подросткам статью Ленина из "Правды" 1919 года "Москва в опасности". Они
слушали угрюмо, потом загудели: "На фронт!" А в это время в московских
церквах служили молебны за защитников Москвы, и старушки несли в фонд
обороны обручальные кольца и нательные кресты.
Врагу не вызвать паники. Я слышал, как немцы по радио говорили:
"Удирают красноармейцы, комиссары, жители". Это мечта Берлина. А Москва
молчит. Она опровергает ложь немцев молчанием, выдержкой, суровым трудом.
Идут на фронт новые дивизии. Везут боеприпасы. И город, древний город, моя
Москва, учится новому делу: стрелять или кидать гранаты. И каждый день на
фронтах, не только под Вязьмой, на далеких фронтах - у Мурманска, в Крыму -
слышится голос диктора: "Слушай, фронт! Говорит Москва". Это коротко и полно
значения. Пушкин писал: "Москва... как много в этом звуке для сердца
русского слилось!" Не только под Вязьмой, от Мурманска до Севастополя
миллионы людей сражаются за Москву.
Люди столпились, молча читают сводку. Все понимают: настали суровые
дни. Что будет с Москвой?..
Сейчас мне рассказали о судьбе связиста Печонкина. Он был на
наблюдательном пункте возле Гжатска, продолжал работать. Израсходовав все
патроны и гранаты, он передал по проводу: "Работать дольше нет возможности.
Немцы напирают со всех сторон. Иду врукопашную. Живым не сдамся".

11 октября 1941 года

В часы опасности сказались единство, крепость нашего народа. Несколько
лет тому назад возле маленького города меня взял на свою телегу колхозник:
согласился довезти до станции. Всю дорогу он ругал местные власти: секретаря
районного Совета, начальника милиции, заведующего кооперативом. Я молчал.
Вдруг колхозник сказал: "А ты кто будешь? Может быть, шпион? Покажи
документ..." Я засмеялся: "Почему?" - "Ругаешь наших". - "Да ведь ругал
ты..." И тогда колхозник ответил: "Мне ругать можно. Моя власть, вот и
ругаю..." Я вспомнил эту историю потому, что она объясняет силу нашего