"Илья Эренбург. Тринадцать трубок" - читать интересную книгу автора

не оказалось, и все располагало к любовной неге. Дипломатически,
по-доминантовски улыбаясь, стоя на коленях, он принялся подталкивать углами
воротничка "Лорд Грей" руку прекрасной Елены. Нежнейшая супруга начальника
канцелярии не только не оттолкнула Невашеина, но ласково пощекотала его шею
и щеки. Закрыв глаза и утопая в воздушнейшем бюсте, секретарь сладостно
мурлыкал. Пробуждение было не из приятных, а именно, приоткрыв глаза,
Невашеин увидел мерзкую физиономию подпоручика Ершова, искаженную едва
сдерживаемым смехом, а вслед за ним беззвучно, но весьма обидно, смеялась
жена Штукина. Невашеин бросился к выходу и, случайно взглянув в зеркало
передней, увидел что он глумливо обезображен - на его шее, на мужественном
кадыке, меж двумя углами воротничками "Лорд Грей", был нарисован углем
восклицательный знак, щеки же поверх веснушек и пудры покрыты сомнительными
многоточиями.
Когда Невашеин вошел в кабинет сановника, он был раздавлен мрачными
событиями дня. Из полутьмы в ответ на скрип двери раздалось только одно:
- Идиот!
Это было во второй раз за все время его службы. Но год назад он
позволил себе поздравить сановника, что-то сказать, приблизиться к столу.
Теперь же он был оскорблен совершенно безвинно. Потом, тогда вслед за обидой
последовала трубка. Теперь Виссарион Александрович усугубил бранное слово
дальнейшим:
- Убирайтесь и вызовите Блохина!
Поздно вечером Невашеин послал Афанасия за спиртом - водки давно не
было. Он пил и курил трубку. Тройная горечь входила в него: сивухи,
табачного дыма и злых, незабываемых обид. Как мог он - жалкий чиновник,
лакей сановника, пешка - мечтать о Сиаме, о бюсте Елены, о жизни прекрасной,
благоуханной, открытой для Доминантовых, для офицеров, для богатых, для
красавцев, для всех, только не для того, кто в сорок четыре года остается
младшим секретарем с кадыком и веснушками? Он выпил еще стакан и поморщился.
Мерзость! Впрочем, мерзость во всем. Чья вина? Кого уничтожить? Невашеин
перебрал всех мыслимых виновников - Доминантова, Ершова, бога, царя, даже
Штукина, но ничто не удовлетворяло его. Неожиданно всплыли в памяти старые
слова, и стало ясным, что главный преступник у него во рту, - немец,
выдумавший ранги и системы, сделавший так, что нельзя щелкнуть Доминантова
по носу, нельзя схватить пакостницу Елену и разложить ее на паркете, ничего
не нельзя - и все из-за него, из-за доктора Петерсона!..
Вынув изо рта трубку, Невашеин отчаянно завопил:
- Бей немцев!
И когда вбежал испуганный Афанасий, он запустил в него ненавистной
трубкой.
Утром Афанасий подал Николаю Ивановичу трубку, счастливо миновавшую его
лоб. Но секретарь дрожа от недомогания, буркнул:
- Можешь сам курить. Мне нельзя - доктора запретили... - И, при этом
вспомнив что-то, уже влезая в шубу, добавил: - Хорошая трубочка. Доктора
какого-то... Фамилию забыл - немец.
Афанасий поблагодарил. Оставшись один, он прежде всего подумал - зачем
ему трубка? Он никогда ничего не курил, кроме папирос "Молодец", третий
сорт; их держали в соседней лавчонке. Но вещь была господская,
следовательно, хорошая, и Афанасий начал курить трубку, как он носил
штиблеты Невашеина, слишком узкие, и допивал в праздник спивки приторной