"Илья Эренбург. Оттепель (Повесть)" - читать интересную книгу автора

бывают куда большие недостатки.
Когда Лена подружилась с Коротеевым, Иван Васильевич радовался за нее.
Никакой ревности он не испытывал. Лена - серьезная женщина, но ей хочется
иногда поболтать, да и пококетничать, это естественно. А у меня нет времени.
И не умею я ее развлечь. Коротеев - толковый инженер, но он любит пощеголять
своими знаниями, ему лестно, что Лена слушает его, раскрыв рот...
В последнее время, когда Коротеев перестал заходить, Иван Васильевич
удивлялся: неужели он ей надоел? Такой умница... Беда в том, что она меня
слишком любит, это бесспорно.
Лена, когда они только поженились, поставила условие: она будет
учительствовать; не затем она окончила институт, чтобы превратиться в
домохозяйку. Работой своей она увлекалась, пробовала заинтересовать ею мужа
- показывала школьные тетрадки, восторгалась талантом старика Пухова,
жаловалась на завуча. Иван Васильевич ей как-то сказал: "Ты думаешь, у меня
мало своих неприятностей" Конечно, учить ребят не так-то просто, но и завод
не мелочь?.
Хорошо он работал или плохо? Мнения делились. Одни говорили, что он
формалист и перестраховщик, если завод выдвинулся, то благодаря Егорову,
Коротееву, Соколовскому, Брайнину, а Журавлев им только мешает. Другие
утверждали, что Иван Васильевич хороший администратор и честный человек -
это самое важное. Никто, однако, не вносил страсти ни в нападки, ни в
защиту: Журавлев не порождал в людях сильных чувств.
Лена считала его самоуверенным, а между тем он часто не доверял себе,
но сомнениями своими не делился ни с главным инженером, ни с Коротеевым:
считал, что ответственность лежит на нем. Когда Коротеев однажды сказал, что
отчет составлен в чересчур радужных тонах, Журавлев пожал плечами: Коротеев
разбирается в машинах, но не в тайне управления заводом. Иван Васильевич
знает, что если написать в Москву о непорядках, там только поморщатся,
скажут: "Журавлев паникует". Люди любят узнавать приятные новости, а когда
им подносят вместо меда перец, они сердятся. Он иногда говорит жене: "Нужно
уметь и промолчать". Лена видит в этом трусость. А ведь Журавлев три года
провоевал, был у Ржева в самое трудное время, и боевые товарищи помнят его
как человека смелого. Вспоминая годы войны, он однажды сказал Лене: "Могли
убить, это бесспорно. Но умереть - не штука. А вот поставят тебя и скажут:
"Отчитывайся", - это другая музыка...?
Что бы ни говорили противники Журавлева, завод был на хорошем счету: за
шесть лет ни одного прорыва. Правда, замминистра сказал Ивану Васильевичу,
что фондами на жилстроительство он распорядился незаконно, но Журавлев
решил: это для проформы... Министерство, как и я, заинтересовано прежде
всего в продукции. Разумеется, он поспешил успокоить замминистра: все
рабочие обеспечены жилплощадью, катастрофического ничего нет, а подготовка к
строительству трех корпусов уже начата. Действительно, в конце года были
утверждены и проекты и смета, но с домами Журавлев не торопился.
Председатель завкома после пленума ЦК ему осторожно сказал: "Иван
Васильевич, вы читали, что пишут" Давно бы нужно обеспечить людей
жилплощадью...? Журавлев ответил: "Обеспечим", - но над словами Сибирцева не
задумался: Иван Васильевич, будучи человеком неглупым, гибкостью ума не
отличался.
Осенью в "Известиях" была напечатана статья о заводе. Журавлев строго
сказал корреспонденту: "Про меня нечего писать. Цифры я вам дал, напирайте