"Стив Эриксон. Дни между станциями" - читать интересную книгу автора

прикрывавших лицо, когда кто-нибудь зажигал спичку. В воздухе витал запах
текилы и бензина. Предводителем музыкантов, выступавших на сцене, была
вокалистка, глядевшая на зрителей неживыми глазами, покрытая бисером
газолинового пота; ее гармонично диссонирующий голос сочно, раскатисто
отдавался в жарком воздухе, словно сама песня отсырела и разбухла. Видно
было, как над сценой поднимаются испарения. То и дело зажигалась очередная
спичка, так что казалось, будто клуб на грани пожара. В какой-то момент
Джейсон сказал ей: "Вон" - и показал на лестницу за сценой.
Мужчина стоял на балконе со скрещенными на груди руками, постукивая
черной туфлей на высоком каблуке отнюдь не в такт музыке. Порой он смахивал
с левого глаза черную, как ночь, прядь. На правом глазу у него была черная
повязка.
- Расскажи-ка про хозяина, - сказал Джейсон официантке.
Официантка взглянула на мужчину на балконе.
- Это не хозяин, - сказала она. - Это директор. Вы хотите с хозяином
поговорить?
- Нет, - сказал Джейсон. - Меня интересует директор.
- Заказывать будете? - сказала официантка. - Ничего не знаю про
директора. Никто ничего про него не знает.
- Давно он здесь директором? - спросил Джейсон.
- Два года, - ответила официантка.
- Мне пиво, - сказал Джейсон.
Когда она впервые увидела его, она отвела взгляд, сама не зная почему.
Теперь она смотрела, как он оглядывает толпу, словно ищет кого-то, кого на
самом деле не ожидает увидеть. Она видела, как женщина рядом с ним подает
ему коктейль и как он опирается о перила лестницы, снова уставившись в
никуда, не произнося ни слова. Он смотрел, как прожекторы мечутся по клубу,
по головам людей, и, когда они метались обратно к нему, его собственная
голова на миг казалась объятой огнем: возле него любой разговор становился
бессмысленным и все становились чужими.
Казалось, его ничего не интересовало. Ни люди в толпе, которые
бросались друг на друга, ни вышибалы, в свою очередь выбрасывающие их за
дверь с черного хода. Казалось, ничто не приводило его ни в восторг, ни в
смятение, и тот факт, что на миг все эти люди становились безымянными,
каким-то образом делал его менее безымянным; он стоял, не тронутый этим
буйством и не впечатленный им. Луч продолжал проноситься по комнате, и в те
моменты, когда свет касался его, она действительно его видела, чередой
мгновений - но то были мгновения, отменявшие все мгновения, что им
предшествовали; каким-то абсолютным образом, который она не могла заставить
себя оспорить, отменявшие все мгновения до них. Внезапно она обнаружила, что
лишилась всех потерянных ночей, бывших на ее памяти. На миг она подумала -
может быть, он увидел ее; свет сдвинулся, он очутился в темноте, и она
обнаружила, что застыла в ожидании, когда луч найдет его снова. Когда это
случилось, его лицо показалось ей сгустком тумана, а профиль был бесконечно
изломан. Луч продолжал метаться взад-вперед, а Лорен продолжала глядеть и
ждать - и она снова увидела его и снова потеряла, пока, после трех-четырех
раз, он вдруг не превратился в прозрачное сияние, которое она продолжала бы
видеть, даже если бы закрыла глаза, - как будто в суматохе клуба взглянула
на зависшую в небе Луну. Затем свет постепенно угас, и, погружаясь во тьму -
возможно, в последний раз, подумала она, - он посмотрел прямо на нее, и она