"Стив Эриксон. Дни между станциями" - читать интересную книгу автора

твоего отца.
Он был ошеломлен, когда услышал, как она с ним говорит. "Иди ты..." -
прошипел он, словно так можно было доказать обратное. Глядя, как она
разворачивается и уходит из комнаты, он подумал про себя, что сыт ими всеми
почти по горло. Мишель, доктор, а теперь еще и жена. Он еще раз взглянул на
фигуру Мишеля на балконе и крикнул ей вслед:
- Если он начнет вопить, я его вышвырну.
Но он не думал, что Мишель станет вопить теперь. В первый раз это
случилось в тот день, когда Мишель прибыл из Франции, - маленький мальчик,
которого сумасшедшая матушка прислала из французской деревушки на берегу
Атлантического океана. Джек не видал сестру с тех пор, как они с ней были
детьми, задолго до появления на свет близнецов, но он радостно предвкушал,
что в лице ее сына найдет себе протеже и сможет воспитать его в киностудиях,
как когда-то вырос сам. Но мальчик сразу же оказался не в себе, как и его
мать, - с первой же минуты, когда спустился по трапу самолета, так
стесняясь, что не поднимал глаз; тетя взяла его за руку и попыталась
заговорить с ним, но Мишель понимал только по-французски. Джек давно не
разговаривал по-французски, и разговор между ними троими ограничивался
ломаными потугами на французскую речь и истерическими, болезненно
запинающимися ответами мальчика. Вообще мальчик говорил очень мало, но в тот
первый день, когда они приехали домой, они услышали, что ребенок
разговаривает сам с собой у себя в комнате, бурным потоком мириада спорящих
между собой голосов. Когда он говорил сам с собой, он вовсе не запинался; в
сущности, это звучало так, будто говорил кто-то другой. Двое взрослых
переглянулись - у каждого из них были серьезные опасения за любого человека,
который разговаривает сам с собой, тем более ребенка; словно мало было
одного заикания. Но тем вечером их ждал куда худший удар. Джек устраивал
небольшую вечеринку для нескольких людей, расположение которых было для него
важно; вечеринка проводилась за домом. Стоял теплый, приятный вечер, и все
плавно шло своим чередом, как вдруг из дома донесся крик. Маленький мальчик
стоял на балконе на виду у всех, уставившись не на лужайку, а в ночь, и
извергал поток брани, адресованной чему-то или кому-то; Джек достаточно
помнил по-французски, чтобы волосы у него встали дыбом. Гости лишь глядели
на ребенка с благоговейным испугом, а Джек ринулся в дом, отыскал прислугу и
приказал одной из женщин любым способом заткнуть мальчишку. Та взбежала по
лестнице, по пятам за ней - тетя Мишеля; гости все еще смотрели вверх, когда
ребенка умыкнули с балкона и он исчез из виду.
Это произошло еще несколько раз: в школе на застенчивого, почтительного
ученика внезапно находил порыв, заставлявший его вопить по-французски все
ругательства, какие он только мог измыслить в свои семь или восемь лет.
Учителей каждый раз потрясала метаморфоза: эти тирады всегда раздавались
по-французски, даже когда в остальное время Мишель говорил по-английски;
неистовство его слов ясно слышалось в тоне голоса, виделось в глазах. В
конце концов тетя с дядей повели его по врачам. Те разговаривали с
мальчиком, но никак не могли найти ответа. Хотя Мишель очевидным образом
заикался, при врачах он никогда не вопил. Джек заявил врачам, что заикание
сводит мальчика с ума, врачи же не обнаружили ни единого признака
сумасшествия; однако глубоко в нем таилось что-то, что изнуряло его, и
именно поэтому он заикался, а не наоборот. Врачи сочли, что нужно не
подавлять ребенка и его речь, фокусируя его внимание на заикании, а,