"Стив Эриксон. Явилось в полночь море (Магич. реализм) " - читать интересную книгу автора

гостинице, через старинное фойе, отделанное деревом, по лестнице наверх, из
комнаты в комнату, высматривая какого-нибудь случайного заезжего чужака. По
тому, как обнаруженный в темноте человек храпел, она поняла, что он пьян.
- От него несло водкой, - говорит Кристин мертвому доктору в отеле
"Рю". - То есть запах водки, по идее, нельзя различить, но не забывайте, я
всю жизнь прожила в баре.
И тогда она стянула джинсы и несколько минут гладила себя, пока не
почувствовала, что внутри все стало горячо и влажно. Тогда, сев верхом на
спящего, она ввела его внутрь.

Ей не терпелось увидеть в уме вспышку его сна, и она двигалась на нем
быстрее и быстрее. Когда он пошевелился, сонный, то в смятении потерял
эрекцию, не достигнув оргазма, и пробормотал имя чужой женщины - наполовину
в отчаянии, наполовину в надежде:
- Энджи?
Тысячу лет назад, в последние мгновения десятого века, в древней
кельтской деревне в двенадцати километрах от побережья Бретани ровно тысяча
мужчин, женщин и детей ждали в своих деревянных лодках, что в полночь на
них накатит апокалиптический приливный вал. В свете луны было видно, как
над долиной на сваях возвышаются лодки, которые, как считали жители,
подхватит приливом тысячелетний потоп и пустит на волю волн. И только перед
самой полуночью деревенские старейшины, к своему ужасу, поняли, что им
кого-то не хватает, что на самом деле их не тысяча, а 999 - число года,
подходящего к концу. Поскольку деревня не хотела встретить свой конец
вместе с годом, это казалось зловещим просчетом. С высоты своих приподнятых
лодок сельчане увидели тысячного в башне, возвышавшейся на северо-западе,
по направлению к морю: из верхнего окна выглядывала девушка.
В панике маша рукой односельчанам, запертая в башне, не в силах
вынести мысль о колоссальной стене воды, накатывающейся через поля и
разбивающей ее вдребезги вместе с башней, девушка забралась на окно,
посмотрела в ночь и, вытянув руки, прыгнула навстречу смерти.
Все видевшие это закричали в своих лодках, началось смятение. Отца
семнадцатилетней девушки, который с запозданием понял, что это его дочь
была в башне, удерживали, чтобы он не бросился к ней. Они боялись, что
неудержимое полуночное море смоет и его. Он взвыл при виде падения дочери.
- Убийцы! - тщетно кричал отец, указывая на священнослужителей,
наблюдавших за драмой с кормы лодки.
Позже, в первые дни одиннадцатого века, когда полночь расплаты придет
и уйдет без всякого проявления небесного гнева, в близлежащих деревнях
сложится некая легенда, а пока были только вопросы и слухи: уснула ли
девушка в башне и ее просто забыли, когда в бешеной суете спешили укрыться
в лодках? Или она отстала нарочно, мучимая совестью за какой-то грех,
который и привел ее в башню? Или именно из-за того, что она была тысячной,
священники намеренно заперли ее, сочтя подходящей жертвой некоему
языческому богу или друиду, который придет к власти, когда первая тысяча
лет уступит место второй...
В последние мгновения двадцатого века, не протестуя вслух и не ликуя
безмолвно, две тысячи женщин и девочек на побережье Северной Калифорнии
("Во всяком случае, так утверждали газеты, - сообщает Кристин своему
сосредоточенному слушателю в темноте отеля "Рю", - но я могу вам сказать