"Пер Улов Энквист. Пятая зима магнетизера " - читать интересную книгу автора

редко удавалось приводить его в чувство, даже когда они прижигали ему
тыльную сторону ладоней.
Тогда они развязали веревки.
Долина была клинообразной формы. У острия клина вершины скалистых стен
сближались друг с другом. Здесь в плохую погоду часто прятались овцы.
Расширявшимся концом ущелье было обращено к югу.
Отсюда начинался лес, который тянулся на много миль, лишь кое-где
перерезанный рекой или пашнями.
Горы сохранились и по сей день. А вот лесов почти не осталось. Однако
на гравюре 1822 года еще видно, какие могучие леса были в этих краях.
Художник Франц Кромер называет эти места "романтическим ландшафтом".
А в пещере сейчас валяется только полусгнивший труп какой-то кошки.
Теперь он сидел у костра, связаны у него были только ноги. Вокруг шеи
свободно болталась петля веревки, конец которой держал караульщик.
"Попытаешься бежать, мы тебя медленно удавим", - сказали они.
Теперь он мог медленно есть. Его рот проделывал жевательные движения, и
те же движения проделывали губы караульщиков - только они при этом ничего не
ели.
- Сознайся, - говорили они с наигранным превосходством. - Сознайся, что
ты нас обманывал, объясни нам все!
Мейснер продолжал спокойно есть. Он немного пришел в себя - к нему
вернулось спокойствие. Он сознавал, что в его присутствии они чувствуют себя
неуверенно, хоть и решили его убить.
- Поскольку я умру, я не могу солгать, - говорит он. - На пороге смерти
ложь расширяется в объеме, ее невозможно из себя выдавить. Ложь в смертный
час удваивает вечные муки лжеца - никому из людей такого не выдержать.
Они слушали молча. Горел костер, они были далеко от дома, а он был
чужак и знал больше их, хоть ему и предстояло умереть.
- В Вене, - продолжал Мейснер, - при дворе императрицы был человек,
который собирал лживые слова, сказанные на смертном одре. Ему щедро платили,
и он вел долгие разговоры с умирающими, прежде чем к ним вводили
родственников и священника. А потом он говорил от имени умирающего. Всего за
два года его спина согнулась так, что он мог губами коснуться собственного
члена. "Грехи придавливают меня", - говорил он.
Они неуверенно переглянулись, один осторожно, точно на пробу,
улыбнулся. Потом они снова сделались хмурыми и грубыми: похоже, им стало
стыдно, что они позабыли, зачем они здесь.
- Ты сильный человек, - сказали они. - Ты смог совратить девчонку,
чтобы она легла под тебя, а потом избил до полусмерти ее брата. Ты считаешь
себя сильным, но твоей силы не хватит, чтобы спастись.
Они надеялись, что он станет им возражать, но нет.
Они кормят его и расспрашивают. Но когда он жует и молчит, они и сами
замолкают, и все замыкается.
Огонь догорает. Подкрадывается темнота, и поскольку ему так и не
пришлось умыться, его косые выступающие скулы блестят, как два темных
птичьих крыла.
- А это была правда насчет дождя? - вдруг тихо спрашивает один из них.
И тут Мейснер понимает, что выживет. Пока это знает только он один -
другие знают, что он умрет.
Одно знание противостоит другому, и все уходят спать.