"Сюсаку Эндо. Молчание" - читать интересную книгу автора

насколько он, японец, отличается от тех, кто существует "внутри"
христианской европейской культуры.
Размышляя над собственной принадлежностью к католицизму, Эндо нашел
точную метафору, которую часто использует в выступлениях, статьях, интервью.
Он называет свою веру "плохо пригнанным костюмом западного покроя", в
который его обрядила в детстве мать. Ощущая христианство как нечто
заимствованное, несвойственное японскому религиозному сознанию, Эндо, по его
собственному признанию, не раз делал попытки отринуть веру, но всякий раз
терпел неудачу: католичество, ощущаемое им как нечто чуждое, тем не менее,
стало неотъемлемой частью его самого.
Наконец, осознав бесплодность этих попыток, Эндо решил "своими руками
переделать плохо сидевший европейский костюм в японское кимоно". Запомним
эти слова, они, в сущности, ключ ко многому в творчестве писателя. Если
попытаться открыть этим ключом роман "Молчание", то станет очевидно: да,
миссионеры облекли японцев в неудобное европейское платье, не умея
перекроить его в привычное кимоно. Существовал и еще один серьезный
просчет - в осуществлении своих замыслов они были чрезмерно настойчивы.
"Когда человеку навязывают то, что ему совершенно не нужно, это
горе-благодеяние. Христианская вера - такой же подарок. У нас есть
собственная религия. И мы не нуждаемся в чужеземном учении. Я тоже изучал в
семинарии догматы веры. И по правде сказать, не нашел в них ничего, что
могло бы пригодиться японцам". Слова эти произносит один из тех, кто лишь
промелькнул на страницах "Молчания", но чей голос важнее многих других, ибо
это - голос человека из толпы. Надо заметить, что Эндо предоставляет
суждениям вероотступников немало места в романе. Видимо, он и сам тяготеет к
их позиции, потому что апостольский подвиг главного героя - Родригеса -
оказывается оплаченным чужой кровью: "Он приехал сюда посвятить свою жизнь
японцам, однако на деле все выходило наоборот: это они принимали смерть ради
него".
Исторические факты, лежащие в основе "Молчания", таковы, что если бы
Эндо просто последовательно изложил их, слегка стилизуя под документ, либо
просто приводя подлинные документы эпохи, - книга все равно держала бы
читателя в постоянном напряжении. Воистину прав Гофман: "Все, что на самом
деле случается, это и есть самое невероятное. Нет ничего поразительней и
безумней, нежели действительная жизнь".
Но Сюсаку Эндо не историк и не летописец, а писатель, беллетрист, и
роман, несмотря на тесную привязку к историческим событиям и фактам,
является художественным произведением. Его реалистичность не подлежит
сомнению, но ткань текста буквально пронизана иносказаниями, аллегориями,
метафорами.
Самая яркая и трагическая метафора - "крестный путь" Себастьяна
Родригеса - вызывает в памяти восхождение на Голгофу. Множество легко
угадываемых аллюзий и прямых отсылок не позволяют забыть об этом сходстве.
Но финал пути Родригеса иной: он страшен своей безысходностью. Родригес
проводит оставшиеся годы жизни в безвестности, утратив все, даже имя. Его
удел - вечная мука; то, что привело его на землю Японии, кажется теперь
бывшему священнику не только бессмысленным, но и фальшивым. И в этом - пафос
романа...

Сюсаку Эндо