"Сюсаку Эндо. Самурай " - читать интересную книгу автора

забежал в каюту. Он сообщил, что ночной шторм сломал
бизань-мачту и смыл в море двух японских матросов, которых не
удалось спасти. Выходить на палубу, разумеется, запрещено.
Волнение по-прежнему сильное, но, по всей видимости, после
полудня кораблю удалось выйти из полосы шторма. Выносить дольше
запах гнили и рвоты японцев, страдающих морской болезнью, я был
не в силах и, получив разрешение Контрераса, поднялся по трапу
до выхода на палубу - волны бушевали, вздымая пену, море все
еще было черным. Японские матросы старательно распутывали фалы,
чинили поломанную мачту.
За ужином я смог наконец спокойно поговорить с Монтаньо и
Контрерасом. Почти сутки они не спали ни минуты, от усталости
под глазами у них были синяки, лица осунулись. Судя по их
рассказам, смытым в море японцам помочь было невозможно. Их
было очень жаль, но такова была воля Божья.


На следующий день, когда я, выйдя на теперь уже устойчивую
палубу, прогуливался по ней, читая молитвенник, появился тот
самый японец, которому я четыре дня назад после шторма одолжил
одежду, но тут же исчез, а потом снова вышел на палубу вместе
со своим хозяином Хасэкурой. Хасэкура поклонился, поблагодарил
за сочувствие его слуге и, выразив сожаление, что на корабле
лишен возможности достойно отблагодарить меня, протянул
японскую бумагу и кисти. Глядя на этого источавшего запах земли
косноязычного человека, который благодарил меня с таким жаром,
я испытал к нему жалость за то, что ему пришлось, хотя и по
воле Его светлости, отправиться в такую далекую страну. Его
слуга Ёдзо стоял чуть поодаль от хозяина и, склонив голову, так
ни разу ее и не поднял. Хозяин и слуга были очень похожи на
испанского гранда и его крестьянина, и я невольно улыбнулся.
Вскоре после их ухода на палубу поднялся Тюсаку Мацуки и
стал не отрываясь смотреть на море. Это вошло у него в
привычку. Обычно, встречаясь со мной, он лишь здоровался, но
никогда не делал попыток заговорить, а вот сегодня, издали
наблюдая, как я вышагиваю по палубе с молитвенником в руках,
он, казалось, ждал подходящего момента, чтобы заговорить. В
ярких лучах солнца я уловил в его взгляде враждебность, даже
ненависть.
- Мне не будет покоя до тех пор, пока посланники не
прибудут благополучно в Новую Испанию, - сказал я.
Мацуки молчал с каменным выражением лица, и я снова
углубился в молитвенник.
- Господин Веласко, - обратился он наконец ко мне таким
тоном, будто собирался в чем-то укорить. - Я бы хотел кое о чем
спросить. Вы действительно находитесь на этом корабле в
качестве переводчика? Или у вас есть и собственные цели?
- Разумеется, я здесь, чтобы служить вам переводчиком. -
Мне его вопрос показался подозрительным. - Почему вы меня об
этом спрашиваете?