"Мартин Эмис. Стрела времени, или природа преступления " - читать интересную книгу авторагде каждая история нравоучительно подытожена шрифтом дюймового размера.
МУЖЧИНА РОДИЛ СОБАКУ. СТАРЛЕТКУ ИЗНАСИЛОВАЛ ПТЕРОДАКТИЛЬ. Грета Гарбо, читаю я, в следующей жизни родилась кошкой. Всякий вздор о близнецах. В скором времени из облаков космического льда опустится нордическая сверхраса, они будут править миром тысячу лет. Всякая чушь про Атлантиду. Кажется вполне уместным, что чтиво мне доставляют мусорщики. Я нахожу добычу в мешках, которые словно сами собой извергаются чудовищными механическими челюстями, смрадными глотками трудолюбивых монстров-мусоросборщиков. И вот я сижу, побулькивая в стакан и впитывая весь этот идиотский хлам. Я не могу этого не делать. Я весь во власти Тода. Что происходит вокруг - в смысле, в мире? Об этом я тоже не могу узнать. Если только взгляд Тода не отвлечется случайно от Быстрого Кроссворда в "Газете". Большую часть времени я безотрывно пялюсь на всякую чепуху вроде: "Противоположность маленькому (семь букв)" или "Не грязный (шесть букв)". В гостиной есть книжный шкаф. За пыльным стеклом видны пыльные корешки, они стоят наготове. Но нет. Вместо этого: ЛЮБОВНАЯ ЖИЗНЬ НА ПЛУТОНЕ. "Я - ЗА ЗА ГАБОР {За За Габор (р. 1917) - голливудская звезда венгерского происхождения.} "-ГОВОРИТ ОБЕЗЬЯНА. СИАМСКИЕ ПЯТЕРНЯШКИ! С течением лет появились и некоторые плюсы. Эпоха Рейгана, по-моему, чудесно повлияла на настроение Тода. Физически я в отличной форме. Перестали вечно болеть лодыжки, колени, спина и шея - по крайней мере, они уже не болят все разом. Я стал куда быстрее, чем раньше, добираться до места, например до дальнего угла комнаты. Не успеешь оглянуться, а я уже там. Осанка у нас почти что царственная. Трость я давно уже продал. Мы с Тодом так здорово себя чувствуем, что записались в клуб и сперва - у нас из-за этого начала препаскудно болеть спина. Я нахожу, что теннис - довольно дурацкая игра: мохнатый мячик вылетает из сетки или из ограждения корта, и мы вчетвером лупим по нему, пока его не прикарманивает - на мой взгляд, исключительно по собственной прихоти - подающий. Но мы весьма жизнерадостно прыгаем, пыхтим и отдуваемся. Мы пошучиваем и подтруниваем над нашими грыжевыми бандажами и налокотниками. "Пап",- щелкают ракетки. Тод популярен, народ его тут любит. Я не знаю, как Тод к ним относится, вот только железы его сообщают мне, что он прекрасно обошелся бы без повышенного внимания, да и без всякого внимания вообще. Большую часть времени мы там, в клубе, играем в картишки. В клубе я могу увидеть по телевизору президента. Ага, эти старички, пятнистые старикашки с фруктовыми соками, все они тащатся с президента: как он нахмурился, как ляпнул чего-нибудь, какие у него классные волосы. Тоду в клубе нравится, но есть тут человек, которого он боится и ненавидит. Этого человека зовут Арт - очередной гориллообразный дед со смертоносным хлопком по спине и голосом тысячелетнего вторжения и владычества. Даже я перепугался, когда это случилось в первый раз. Арт подвалил к нашему столику, отвесил Тоду подзатыльник, чуть не сломав ему шею, и произнес невероятно громко: - Слюнки пускаешь. - Вот как. Зачем же? - сказал Тод. Тот пригнулся поближе: - Всех остальных ты можешь провести, Френдли, но я-то знаю, зачем ты сюда ходишь. |
|
|