"Мартин Эмис. Стрела времени, или природа преступления " - читать интересную книгу автора

отчаяние. Тод застонал, распрямился перед темным зеркалом и потянулся к
выключателю. Ну вот и все, подумал я. Это должно произойти со скоростью
света. Итак, внимание. Сейчас...
Я предполагал, что внешность у меня говенная, но тут стало даже смешно.
Бог ты мой. А видок-то у нас и вправду говно. Если точнее, коровья лепешка.
О-хо-хо. Что там такое, неужто человек? Да, не сразу, но стало понятно - это
Тодова голова. По бокам пара огромных гитарообразных ушей, вдоль оранжевой
кожи, похожей на апельсиновую кожуру, свисают белыми сосульками реденькие
волосы. Да еще и жирные. Я ведь так и думал: каждое утро он собирает в
пузырек выделяемую ими слизь и где-то раз в два месяца сдает ее в аптеку по
три доллара сорок пять центов. Так же он поступает со сладковато пахнущим
порошком, который выделяет его дрянненькое тело. Так вот, лицо: посреди его
останков и остатков, которые ни о чем не говорят, вокруг глаз притаился
морщинистый островок выразительности, суровый, скрытный, непростительно
чудной и исполненный страха. Тод выключил свет. Он опять лег спать и
вернулся в свой кошмар. У его простыней белый запах страха. Я вынужден
нюхать то, что нюхает он: детскую присыпку и вонь его ногтей, прежде чем
огонь их выплевывает. Тод ловит их тарелочкой, а затем мучительно
прилаживает к своим трясущимся пальцам.

Мне только кажется или все и впрямь так странно устроено? Вот например,
вся жизнь, все средства существования и смысл его (и немалые денежные суммы)
происходят от одного-единственного бытового приспособления: рычажка на
сливном бачке унитаза. В конце дня, перед кофе, я захожу туда. А он уже там:
этот унизительный теплый запах. Я спускаю штаны и дергаю за волшебный
рычажок. И вот оно здесь, вместе с туалетной бумагой, которую я после
использования аккуратно сматываю в рулончик. Потом натягиваю штаны и жду,
когда утихнет боль. Боль, вероятно, от всей этой процедуры, от зависимости в
целом. Ничего удивительного, что мы при этом плачем. Мимолетный взгляд на
чистую воду в унитазе. Не знаю, мне такое существование кажется адом. А
потом две чашки кофе без кофеина - и на боковую.
Есть - тоже довольно неприглядно. Сперва я складываю чистые тарелки в
посудомоечную машину, работающую, по-моему, прекрасно, как и все прочие
кухонные приспособления, до появления какого-то жирного ублюдка в
комбинезоне, который портит их своими инструментами. Но пока что все в
порядке; затем берем грязную тарелку, собираем туда остатки пищи из
мусорного ведра и усаживаемся ждать. В рот начинает отрыгиваться всякая
всячина, и после искусной обработки языком и зубами я переправляю результат
на тарелку для окончательной рихтовки ножом, вилкой и ложкой. Это, по
крайней мере, имеет хоть какой-то терапевтический эффект, если только речь
не о супе или еще чем-нибудь жидком, вот уж настоящее наказание. Затем
следует утомительная процедура замораживания, разборки и раскладывания по
полкам, пока не придет пора отнести эти продукты в "Гастроном", где меня
ждет, надо полагать, быстрое и щедрое вознаграждение за труды. Там я
таскаюсь по проходам с тележкой или корзинкой, расставляя банки и пакеты по
их законным местам.
Что еще не на шутку расстраивает меня в этой жизни, так это чтение.
Каждый вечер я выволакиваю себя из постели, чтобы начать день - и с чего? Не
с книги. И даже не с "Газеты". Нет. Два-три часа с брехучим таблоидом. Я
начинаю с конца столбца и медленно подымаюсь по странице до самого верха,