"Кингсли Эмис. Один толстый англичанин" - читать интересную книгу автора

днем все больше становится американкой, и конечно, прежде всего это
сказывается на ее речи.
- Ладно тебе, - засмеялся Роджер, - ты же не в аудитории. Давайте лучше
выпьем.
- Извини, никак не могу отвыкнуть. Такая у меня работа, и, пока слышу,
как вокруг меня разговаривают люди, никогда она не кончится. Ведь это самая
основа человеческой деятельности, от этого невозможно уйти.
- Думаю, что словечко-другое...
- Знаешь, - сказала Элен мужу, - сколько ты ни объяснял, я так и не
могу понять, что плохого в том, чтобы говорить как американцы. В конце
концов, куда больше людей говорят как они, а не как англичане.
- И это не единственное...
- Вот тебе, Роджер, пожалуйста: пример неспособности рассуждать
логически. - Эрнст повернулся к Элен и пустился в объяснения: - Вопрос так
не ставится, плохо или хорошо. Правильно или неправильно. И конечно, не
имеет значения, сколько людей говорят так, а сколько - иначе. Просто в
восточном полушарии, где, как тебе известно, находится Скандинавия,
традиционно в качестве второго языка изучают британский английский. Так
вот...
- Но мы сейчас не в восточном полушарии, мы в Америке, и здесь так же
традиционно...
- Вопрос не в том, традиционно или не традиционно, а в том, какая
именно...
- Ты мне сам говорил, что никогда не станешь...
Когда Джо повел всех к бассейну, Роджер сел с ними рядом. Добрую
половину времени, проведенного им в обществе Бангов, супруги бывали заняты
разговором друг с другом и на него не обращали внимания. Он рад был, что
сейчас они говорили по-английски, поскольку, когда они распалялись, то
обычно переходили на датский. Хотя ему нравилось смотреть, как преображается
рот Элен, говорящей по-датски, тем не менее в такой ситуации он чувствовал
себя лишним.
Незаметно разглядывая ее сейчас, он видел, что в свои двадцать девять
она стала даже прекрасней той тоненькой девушки с соблазнительно развитой
грудью, которой когда-то была. Стройные ноги, насколько он мог видеть, были
по-прежнему стройны. То же можно было сказать о плечах, чуточку, пожалуй,
пополневших, так что меньше выделялись ключицы под кожей, покрытой легким
загаром. Как давний идолопоклонник, Роджер перевел взгляд выше.
Больше всего (за малым исключением) ему нравилось в ней лицо. С тонкими
губами, тонким носом и сумрачным взглядом, наводящее на мысль о
неразбуженной брутальности, оно поражало его прямо в сердце. И потом ее
волосы. Привлекающие взгляд излишним, быть может, разнообразием оттенков, от
пепельного до бледно-золотого и лимонного, едва ли не оскорбительным для его
чувства гармонии, они, как всегда, были слегка растрепаны. На щеках привычно
горел румянец. Когда пять лет назад он впервые увидал ее в копенгагенском
"Большом павильоне", встречаемую в дверях швейцаром и даже
девушкой-гардеробщицей, он всерьез подумал было, что она примчалась на то
же, что и он, сборище, прямиком из порта. Но к концу вечера он пришел к
заключению, что такого не может быть. Если подумать, то все это и в самом
деле очень печально.
Что, в конце концов, ее прельстило в докторе Банге? Или верней, что она