"Кингсли Эмис. Счастливчик Джим" - читать интересную книгу автора

Уэлч, которая взяла ее из больницы и увезла к себе домой на поправку. Да,
она, без сомнения, была очень добра к Маргарет. И вместе с тем супруга
профессора Уэлча была единственным человеком, которому временами удавалось
пробудить в душе Диксона сочувствие к профессору, как, например, в тех
случаях, когда она затевала с ним спор на людях. Рассказ о ее ангельской
доброте вызывал в Диксоне раздражение. Теперь придется разбираться, пытаться
уяснить, почему она пробуждает в нем такую неприязнь. Наконец, отхлебнув
предварительно два-три раза из стакана, Диксон сказал, слегка понизив голос:
- Вы можете ничего не говорить мне, если вам неприятно... но я хотел
спросить вас... С этим теперь покончено раз и навсегда? Я хочу сказать... Вы
не станете больше делать таких попыток?...
Маргарет быстро взглянула на него. Казалось, она ждала этого вопроса,
но обрадовал он ее или огорчил, Диксон не смог уловить. Она отвернулась, и
он заметил, как ввалились у нее щеки.
- Нет, я не буду больше делать никаких попыток, - сказала она. - Я не
думаю о нем больше. У меня нет теперь к нему никаких чувств - ни хороших, ни
дурных. И мой поступок представляется мне просто глупым.
При этих словах Диксон подумал, что напрасно он так боялся встречи с
Маргарет. Его опасения были нелепы, ни на чем не основаны.
- Отлично, - сказал он с искренним облегчением. - А он делал
какие-нибудь попытки увидеть вас, поговорить?
- Абсолютно ничего, даже по телефону не позвонил. Сгинул бесследно.
Словно его никогда и не было. Вероятно, ему сейчас просто недосуг, вероятно,
он все свободное время проводит с той красоткой, как сам говорил.
- Вот как? Он сам это говорил?
- О, да. Мистер Кэчпоул не из тех, кто станет вилять и ходить вокруг да
около. Как это он сказал? "Мы с ней отправляемся сейчас в Северный Уэльс
недельки на Две, и я подумал, что следует сказать тебе об этом". О, да,
Джеймс, он был очаровательно откровенен и прям, совершенно очаровательно.
Она снова отвернулась, и на этот раз ему бросились в глаза острые
ключицы и исхудалая жилистая шея. Мучительное чувство тревоги охватило его.
Оно еще усилилось, когда он обнаружил, что ему решительно нечего ей сказать.
Он вглядывался в ее лицо, словно стараясь почерпнуть в нем тему для
разговора: разглядывал пушистые каштановые завитки волос, прикрывающие дужки
очков, вертикальную морщинку на обращенной к нему щеке (морщинка, казалось,
удлинилась почти до самой глазной впадины - а быть может, он ошибается, быть
может, это ему только кажется?) и чуть-чуть опущенный уголок рта - в профиль
это было особенно заметно. Нет, это не давало никакой пищи для беседы. Он
потянулся за сигаретами, чтобы предложить Маргарет закурить и тем самым
заставить изменить позу, но она опередила его, обернувшись к нему с
полуулыбкой, в которой, как отметил он с глухим чувством неприязни к себе,
сквозила напускная бравада.
С веселым видом Маргарет осушила свой стакан.
- Мне хочется пива, - сказала она, - угостите меня пивом. Вечер только
начинается.
Подзывая официантку и заказывая ей пиво, Диксон думал о том, сколько
еще голубых талончиков предстоит ему оплатить и почему Маргарет так редко
приходит в голову угостить его, хотя она получает полную преподавательскую
ставку, которая сохранялась за ней и во время болезни. И наконец - эти мысли
тоже были не из приятных - ему вспомнилось то утро, когда он видел Маргарет