"Дмитрий Емец. Какие чувства связывали Акакия Башмачкина с его шинелью? (Толкования повести Н.В.Гоголя)" - читать интересную книгу автора

значительным лицом в "Шинели", который гораздо реже стал говорить подчиненным:
"Как вы смеете... если же и произносил, то уже не прежде, как выслушавши
сперва, в чем дело" (2, т.3, 135).
Нельзя не сказать и о двух стилистических пластах жития - высокой
ораторской проповеди и бытовой речи: в одном высказываются
религиозно-нравственные принципы, в другом ведется рассказ об известном,
достоверном, практическом, историческом, что тоже в известной мере может быть
сближено с повестью Гоголя.
Однако если предположить, что современники Гоголя хорошо знали
агиографический материал - как оно, безусловно, и было - кажется странным,
почему никто из них не отметил связь жития св.Акакия с повестью Гоголя.
Очевидно, это объясняется тем, что общеизвестное, как правило, не отмечается,
и тем, что повесть Гоголя в значительной мере повернута к социальным и
социально-нравственным сторонам человеческого существования, которые в
житийной литературе отдельно не выделялись.
Казалось бы, на примере "Шинели" можно говорить о том, что писатель
наследует в ней традицию житийного жанра. И все же, если присмотреться
внимательно, общение текста повести и текста жития сложнее, чем простое
заимствование, реминисценция, параллель, повторение житийных ситуаций.
Совершенно очевидно, что в каждом "шаге" сюжета видны явные отклонения,
сдвиги, трансформация, сознательное ее нарушение.
Например, Гоголь называет день рождения Башмачкина - 23 марта, что не было
принято в житийной литературе. Обычно в житии указывается день памяти, как
правило, совпадающий с днем смерти героя, чего нет в повести Гоголя. Дав
характеристику родителям героя - "матушка, чиновница и очень хорошая женщина"
(2, т.3, 110), наградив его при крещении именем - Акакий (кроткий,
незлобивый), писатель формально подчеркивает, что новорожденный отмечен особой
печатью, особым предназначением, которое, однако, никак не вяжется с житийной
традицией: ребенок, родившись, заплакал, "как будто предчувствовал, что будет
титулярный советник" (2, т.3, 110). Герой повести не дорожит одеждой, он даже
выделен из среды чиновников своим заношенным капотом, не замечает мирских
искушений, не помышляет о браке, общается лишь с пожилыми женщинами, что в
известной мере может быть сближено с традицией житийной литературы.
Связь Акакия Акакиевича с тезоименным святым проявляется уже в самом имени
героя. Причем связь эта ни в коем случае не может быть объяснена простым
совпадением. Это убедительно доказывает Ч. де Лотте в статье "Лествица
"Шинели" (22). Подтверждают это также и некоторые хронологические неточности в
тексте повести.
Текст "Шинели": "Родился Акакий Акакиевич против ночи, если только не
изменяет память, на 23 марта... Родительнице предоставили на выбор любое из
трех, какое она хочет выбрать: Моккия, Соссия, или назвать ребенка во имя
мученика Хоздазата. "Нет, - подумала покойница, - имена-то всё какие." Чтобы
угодить ей, развернули календарь в другом месте, вышли опять три имени:
Трифилий, Дула и Варахасий..." (2, т.3, 110)
Но меж тем между предложенными датами и святыми не существует никакой
связи. Моккий, Соссий, Хоздазат, а тем более Трифилий, Дула и Варахасий
поминаются в разные весенние дни и, следовательно, не могли быть вместе на
одном листке календаря. 23 марта по старому стилю или 5 апреля по новому
поминался прмч. Никон и 200 его учеников, вместе с ним страдавших.
В черновой редакции Гоголь писал, что Башмачкин родился "как раз против