"Дмитрий Емец. Какие чувства связывали Акакия Башмачкина с его шинелью? (Толкования повести Н.В.Гоголя)" - читать интересную книгу автора

Уже отмечалось, что Башмачкин у Гоголя нигде не отождествляется с
"мертвецом", который сдергивает шинели с чиновников разных рангов. Тот сдирал
шинели и не вступал в разговоры с жертвой. Человек же, ухвативший за воротник
"значительное лицо" ведет себя совсем по-другому - он произносит речь,
напоминая "значительному лицу" о совершенной им несправедливости, и не
снимает, не сдергивает с него шинель, не мстит ему - "значительное лицо" само
снимает шубу и бросает призраку.
"Значительное лицо" в человеке "небольшого роста в старом поношенном
вицмуцдире" "не без ужаса узнал в нем Акакия Акакиевича", бледное лицо
человека "глядело совершенным мертвецом". В этом человеке он совершенно
признал Башмачкина, когда не услышал, а "увидел" как произнес он речь: "Но
ужас значительного лица превзошел все границы, когда он увидел, что рот
мертвеца покривился и, пахнувши на него страшно могилою, произнес такие речи:
"А! так вот ты наконец! наконец я тебя того, поймал за воротник! Твоей-то
шинели мне и нужно! Не похлопотал об моей, да еще и распек - отдавай же теперь
свою!" (2, т.3, 135)
Первым обратил внимание на стилистическое своеобразие этой фразы Ю.Манн:
"Замечательная особенность этого текста в том, что в нем опущен, "утаен"
глагол, выражающий акт слушания. Значительное лицо не слышал реплику
"мертвеца"! Он ее видел. Реплика была немой; она озвучена внутренним,
потрясенным чувством другого лица" (47, 103).
В этом проявляется тонкий стилистический прием Гоголя, точно и убедительно
передающий призрачность появления за спиной "значительного лица" Башмачина. В
этой сцене Акакий Акакиевич - плод больной совести генерала и осознанной вины
перед несчастным чиновником, которому он не помог. Но в то же время,
"...замечательно то, что с этих пор совершенно прекратилось появление
чиновника-мертвеца: видно, генеральская шинель пришлась ему совершенно по
плечам; по крайней мере, уже не был нигде слышно таких случаев, чтобы
сдергивали с кого шинели" (2, т.3, 135).
А к истории о мертвеце-грабителе Гоголь еще раз возвращается в конце
повести. После того, как "значительное лицо" само бросило свою шинель
призраку, "совершенно прекратилось появление чиновника-мертвеца". Но тут же
Гоголь уточняет свою мысль, как бы поправлясь: "Впрочем многие деятельные и
заботливые люди никак не хотели успокоиться и поговаривали, что в дальних
частях города все еще показывался чиновник-мертвец" (2, т.3, 136).
"Шумная жизнь" Башмачкина после смерти нужна была Гоголю для того, чтобы
показать, как узнавшее его "значительное лицо" осознало вину свою, чтобы
пробудить уснувшую совесть генерала, чтобы вступил он после встречи с живым
мертвецом Башмачкиным на стезю покаяния и человеколюбия...
В финале повести проявляется наглядное разрешение проблемы возможного
нравственного перерождения чиновника крупного ранга. "Вера Гоголя в реальность
просветительского перевоспитания погрязших в пороках людей здесь, в отличие от
"Ревизора", проявляется не столько в возможности, сколько в результате
"удара", - пишет Г.П.Магогоненко (49, 325).


2. СТИЛЕВЫЕ И КОМПОЗИЦИОННЫЕ ОСОБЕННОСТИ
Прежде чем переходить к рассмотрению влияния агиографического жанра на
повесть Гоголя, необходимо провести хотя бы краткий анализ стилевых и
композиционных особенностей "Шинели", которые во многом объясняют трасформацию