"Дмитрий Емец. Арина (рассказ случайного попутчика)" - читать интересную книгу автора

Иной, торжественной реки...

- Это о сфинксах. Чье это, помните? - спросила она, прочитав стихи,
которые я потом безуспешно искал в сборниках.
- Блока? - спросил я наугад.
- Почти... Брюсова, - поправила она и продолжала рассказывать о мокрых
желтых листьях, которые приклеиваются к статуям в парках, и голубях, которые
сидят на вытянутой руке и на гриве коня Медного всадника.
- Как на нашем Юрии Долгоруком, - вспомнил я.
Рассказывая, Арина увлеклась, оживилась, доверительно наклонилась ко
мне через столик и я ощутил легкий запах ее духов и увидел на правой щеке
чуть ниже глаза маленький, видно еще детский шрамик. В этом шрамике,
подчеркивающем широкие скулы и близорукие, чуть раскосые глаза, было что-то
мальчишеское, боевое. Как я потом узнал, и происхождение шрама тоже было
мальчишеским, почти дуэльным: учась в каком-то там классе, она играла на
даче в мушкетеров и один из гвардейцев кардинала, разгорячась, рубанул ее по
лицу шпагой с торчащим из нее гвоздем.
Арина перестала рассказывать лишь тогда, когда, взмахнув рукой,
опрокинула бокал с шампанским.
- Ну вот! - сказала она виновато. - Этим все и должно было закончиться.
Я слишком много болтала, и вот, как обычно, наказана. Вы не устали от меня?
Я заверил ее, что не устал и готов слушать и дальше, но что-то уже
изменилось. Она вдруг стала молчалива и стала ковырять вилкой в тарелке,
односложно отвечая на вопросы. Тогда я тоже замолчал, пережидая. Я давно
заметил, что хорошее спокойное без напряжения молчание зачастую совершает
больше, чем несколько часов пустой болтовни.
Она мельком взглянула на часы, словно вспомнив о каком-то деле, а потом
решительным движением передвинула их циферблатом на тыльную часть руки и
вновь повеселела.
- Гори все огнем! Почему мы вечно должны чувствовать себя кому-то
обязанными? - сказала она с неожиданным задором.
Только сейчас подумав, что у нее может быть муж, я незаметно посмотрел
на ее правую руку. Обручального кольца не было, хотя это ничего и не
значило.
- У вас кто-то есть? - спросил я, решив все выяснить.
Я люблю игру открытыми картами, без запутанных ситуаций и трусливых
объятий, разделенных с кем-то еще.
Вилка у нее в руке чуть дрогнула.
- Нет, сейчас нет, - сказала она с усилием. - Последний год был для
меня не очень удачным. Я потеряла маму, любимого человека и кота. И еще,
по-моему, веру в удачу.
Я успел заметить, что искренность была одной из ее главных черт. Над
самыми простыми вопросами, для ответов на которые у взрослого человека
существуют свои устойчивые трафареты, к которым прибегают, не напрягая себя,
она задумывалась всерьез и отвечала с удивлявшей меня обстоятельностью и
честностью. Но эта обстоятельность и искренность не были навязчивым
бичеванием мазохиста-аналитика, стремящегося своими откровениями превратить
вас в эмоциональный унитаз, а искренним желанием разобраться и ответить по
возможности подробно.
Притом это совсем не мешало ее неуемной веселости. Так, когда я вскоре