"Дмитрий Емец. Арина (рассказ случайного попутчика)" - читать интересную книгу автора

Отмочить надо - и лезвием.
Я обернулся к ней и, увидев, как жгуче покраснела ее покрытая
персиковым пушком щека, спросил:
- А сердечки с ножками?
- Сердечко с ножками мое, а остальное не мое, - сказала она и вдруг
рассмеялась да так, что едва успела нажать на тормоз, когда перед нами
довольно деликатно для Питера, где ездят бесцеремоннее, чем в Москве, да еще
сигналят втрое чаще - стали перестраиваться синие "Жигули".
Надо сказать, что машину она водила как камикадзе, с точностью
наоборот: когда не нужно разгонялась, когда не нужно тормозила, и я на своем
пассажирском месте в панике шарил по полу ногами, пытаясь найти
отсутствующие педали. Пару раз она проскакивала перекрестки на только что
зажегшийся красный, а однажды, вдруг чего-то испугавшись, резко, едва не с
заносом, затормозила на слегка мигнувший зеленый.
- Тот был не очень красный, а этот не сильно зеленый, - сказала она в
свое оправдание.
Одним словом я испытал немалое облегчение, когда, счастливо миновав
бампера других машин, мы припарковались рядом с Инженерным замком у
развесистых искусственных пальм "Летнего сада".
Швейцар, одетый в стилизованную, тесную и, должно быть, очень неудобную
ливрею, зацепил нас тренированным взглядом и посторонился, открыв нам дверь.
В руке он держал бердыш или что-то подобное - стилизованно-древнее.
Не помню точно, о чем говорили мы тогда за маленьким столиком около
чучела медведя, который держал в лапах поднос. Как всегда бывает между
недавно знакомыми людьми, разговор выходил сумбурным. Она словно прощупывала
меня, не совсем еще доверяя. Во всех ее движениях, жестах, улыбках, в том,
как она отказывалась от шампанского, а потом все же, не устояв, пила его,
или цепляла рукавом тарелку, или щурилась на медведя, или порой, забывшись,
жестикулировала, было столько настоящей, не актерски выверенной, а
естественной женской грации, молодой, здоровой, сознающей свою
привлекательность, но немного стестяющейся ее, что я любовался своей
спутницей.
Тогда же в ресторане, вдруг вспомнив, что до сих пор не знаем, как
зовут друг друга, мы посмеялись и она сказала, что зовут ее Мариной, но имя
ей кажется некрасивым, и она просит знакомых называть ее Ариной. Мое же имя
Владимир - ей понравилось, и она сказала, что так звали ее покойного
прадеда-священника.
Незаметно мы заговорили о том, что было интересно нам обоим - о
Петербурге. Я знал о городе мало и после двух-трех общих фраз замолчал и
жадно слушал, она же, войдя в учительскую роль, с удовольствием просвещала
меня. Она рассказывала необычно, ярко, не как рассказывают экскурсоводы,
загружающие память датами и именами, а создавая отчетливые картины. Она
говорила, как трескается и ползет лед по Неве напротив института живописи
имени Репина, как ветер треплет и разбрызгивает струю фонтана, как
обсыпается и подновляется золотая краска на крыльях грифонов Банковского
моста или как зимой заносит снегом сфинксов на Университетской набережной.

Глаза в глаза вперив, безмолвны,
Исполнены святой тоски,
Они как будто слышат волны