"Густав Эмар. Арканзасские трапперы (вестерн)" - читать интересную книгу автора

Дон Рамон скрестил руки на груди и задумался.
Никто не осмелился замолвить слово за Рафаэля. Все головы были опущены,
все сердца замерли от ужаса. Рабочие и слуги очень любили старшего сына
своего господина. Они восхищались его безумной смелостью, искусством, с
которым он ездил верхом и владел всевозможным оружием, но больше всего
ценили в нем доброту и прямодушие - основные свойства его характера. Живя
в стране, где человеческая жизнь ценилась весьма дешево, они в душе вполне
оправдывали несчастного юношу. У него слишком горячая кровь, и он совершил
преступление под влиянием минутной вспышки гнева.
Хесусита встала со своего места. Никогда не осмеливалась она возражать
мужу, привыкла всегда и во всем беспрекословно подчиняться ему, и одна
мысль о сопротивлении его воле приводила ее в ужас. Но на этот раз она не
могла молчать. Она страстно любила своих детей, а больше всех - Рафаэля,
своего пылкого мальчика, которого ей так часто приходилось успокаивать и
утешать.
- Не забывайте, сеньор, - сказала она, едва удерживаясь от слез, - что
Рафаэль ваш первенец, и вы как отец должны быть снисходительнее к нему,
чем посторонние. А я... я! - воскликнула она, зарыдав и падая на колени. -
Я - его мать! О, умоляю вас, пощадите его! Пощадите моего сына!
Дон Рамон поднял свою рыдавшую жену и посадил ее в кресло.
- Я должен исполнить свой долг, - холодно сказал он, - и буду еще строже к
нему именно потому, что он мой сын.
- Что вы хотите сделать? - с ужасом спросила Хесусита.
- Это не касается вас, сеньора, - отвечал дон Рамон. - Обязанность
оберегать честь моего дома принадлежит только мне. Вам достаточно знать,
что сын ваш уже никогда больше не совершит преступления.
- Неужели же вы сами будете его палачом? - вскричала Хесусита.
- Не палачом, а судьей, - отвечал дон Рамон. - Вели оседлать двух лошадей,
Эусебио.
- О Боже, Боже! - воскликнула бедная женщина, бросаясь к сыну и горячо
обнимая его. - Неужели же никто не поможет мне.
Все присутствующие были тронуты. Даже у дона Рамона показались на глазах
слезы.
- О, он спасен! - с безумной радостью проговорила мать. - Господь сжалился
надо мной и смягчил сердце этого железного человека!
- Вы ошибаетесь, сеньора, - возразил дон Рамон и, взяв ее за руку,
принудил отойти от Рафаэля. - Участь вашего сына зависит не от меня. Он
подлежит правосудию, и я теперь не отец его, а судья.
Он холодно взглянул на сына.
- Дон Рафаэль, - сказал он таким грозным голосом, что тот невольно
вздрогнул. - Общество людей - не для вас. Вы оскорбили его своим
преступлением. С этих пор до самой смерти вы будете жить не с людьми, а с
дикими зверями. Вот мой приговор.
Услышав эти жестокие слова, Хесусита вскочила с кресла, сделала несколько
шагов и упала навзничь.
Она была в обмороке.
До сих пор Рафаэль стоял спокойно и не выдавал своего волнения. Увидев же,
что мать его лежит без чувств, он не мог сдержаться. Слезы полились у него
из глаз, и он бросился к Хесусите.
- Мама! Мама! - отчаянно вскричал он.