"Джеймс Эллрой. Черная Орхидея ("Лос-анджелесский квартет") " - читать интересную книгу автора

управлении ставки на бой принимал лейтенант, работавший на участке 77-й
стрит. Он оценивал шансы как три к одному в пользу Бланчарда. Настоящие
букмекеры принимали ставки в соотношении два с половиной к одному на то, что
нокаутом выиграет мистер Огонь, и пять к трем на то, что по очкам опять же
выиграет Ли. В управлении каждый участок, кроме всего прочего, делал свои
ставки. Дайер и Морри Рискинд из "Миррор" старались вовсю, своими статьями
подогревая ажиотаж перед матчем. Вдобавок к этому ди-джей спортивной
радиостанции состряпал песенку под названием "Огненно-ледяное танго". Под
джазовое сопровождение томный голос выводил: "Огонь и Лед - не имбирь и мед;
не сладко обоим - ведь две глыбы молотят друг друга вразмет. Но, мистер
Огонь, распали меня, а ты, мистер Лед, остуди мой жар - всю ночь во мне
будет пылать пожар!"
Я снова сделался местной знаменитостью.
Наблюдая, как во время утреннего инструктажа делаются ставки, я слышал
одобрительные возгласы от тех, с кем до этого даже не был знаком; и только
толстяк Джонни Фогель не желал мне добра, злобно поглядывая всякий раз,
когда мы сталкивались в раздевалке; Сидвел, как всегда знавший больше
остальных, говорил, что двое из ночной смены поставили на кон свои
автомобили, а начальник участка капитан Хорралл решил повременить со своим
уходом до окончания матча. А ребята из Отдела по борьбе с наркотиками
прекратили трясти букмекерские конторы, так как известный букмекер Мики Коэн
ежедневно принимал ставок на десять тысяч и отстегивал пять процентов
рекламному агентству, которое продвигало идею займа. Гарри Кон, важная шишка
в руководстве "Коламбия Пикчерс", поставил кучу денег на мою победу по
очкам. В случае выигрыша я получал в награду целый уик-энд с Ритой Хэйворт.
Все это не имело никакого смысла, но в то же время было приятно. Чтобы
не свихнуться, я тренировался как проклятый.
После дежурства я направлялся прямиком в спортзал - и вперед. Не
обращая внимания на Бланчарда и его окружение, а также на свободных от
дежурства полицейских, пришедших на меня поглазеть, я кружил возле,
отрабатывая всевозможные удары - от левого бокового до хука с правой,
работая в спарринге со своим старым приятелем Питом Лукинсом. Я колотил
грушу до тех пор, пока пот не застилал мне глаза, а руки не становились
словно резиновые. Прыгал через скакалку, совершал ежедневные пробежки по
холмам Елисейского парка наперегонки с бездомными собаками, привязав к
лодыжкам двухфунтовый вес, и отвешивал по дороге удары деревьям и кустам. А
дома набрасывался на бифштексы, печенку и салат, после чего, не раздеваясь,
валился спать.
За девять дней до поединка я увиделся со своим отцом и окончательно
решил ввязаться в это дело ради денег.
Как правило, я навещал его раз в месяц, но сейчас ехал к нему, укоряя
себя, что не примчался сразу же как услышал от соседа о его чудачествах.
Чтобы загладить эту вину, я захватил с собой подарки: консервы из
супермаркета - воришку сцапал я - и конфискованные журналы с девочками.
Подъехав к дому, я понял, что этого явно недостаточно.
Старик сидел на крыльце, потягивая из бутылки сироп от кашля, и палил
из водяного пистолета по деревянным моделькам самолетов, расставленным на
лужайке перед домом. Я припарковался и подошел к нему. Под одеждой, покрытой
следами блевотины, проступало его несуразное костлявое тело. Изо рта разило,
глаза пожелтели и покрылись пленкой, кожа щек под слежавшейся бородой была