"Харлан Эллисон. Холодный друг" - читать интересную книгу автора

огромным эго и не могу смириться с тем, что, побывав здесь и умерев, я не
оставил после себя ничего. Поскольку у меня не будет детей, продолживших бы
мой род и сохранивших в себе частичку моего существования... поскольку мне
уже не заставить следа в этом мире, потому, что и мира-то уже нет...
поскольку мне никогда не написать романа, ще создать картины и не выбить
свой профиль на горе Рашмор... я пишу. Помимо всего прочего, это занимает
время. Я основательно изучил три оставшихся от мира квартала, и, признаться
честно, особо заняться тут нечем. Вот я и пишу.
Я всегда страдал отвратительной привычкой оправдываться. Услышав
какой-либо слух или отголосок сплетни обо мне, я готов был потратить
недели, чтобы оправдаться и пристыдить сплетника. Вот и сейчас я ищу себе
оправдания. Перед вами мои записки - хотите читайте, хотите нет. Вот и все.
Я лежал в больнице.
Я был безнадежен. Мне делали искусственное дыхание, утыкали всего
трубками; я находился под постоянным наркозом, ибо чудовищная боль не
прекращалась ни на минуту. Потом... мне стало лучше. Вначале, правда, я
умер. Только не спрашивайте, как я могу это утверждать, вы все равно не
поймете, если еще не умирали. Даже под наркозом я сохранял какуюто связь с
миром. Зато после смерти меня, будто распластанного орла, прикрутили к
подземной электричке, и она понеслась в черный туннель со скоростью миллион
миль в час. Я был совершенно беспомощен. Весь воздух из легких выдавило, а
поезд несся и несся по туннелю к тусклому огоньку вдали. И еще я слышал
затихающую звуковую волну, кто-то звал меня шепотом, обращался по имени
снова и снова: "Юджин, Ю-джин, Юю-джин, Ю-джин..."
Я визжал и несся на крошечный квадратик света в конце туннеля, я
закрывал глаза, но все равно его видел. Наконец поезд влетел в этот свет,
все потонуло в ослепительном блеске, и я понял, что умер.
Много времени спустя - полагаю, прошло около двухсот лет... хотя, с
другой стороны, это мог быть один или два дня - я открыл глаза на
больничной койке с простыней на лице.
В таком состоянии я пролежал почти целый день.
Сквозь простыню я различал отражаемый потолком свет. Никто не приходил
мне помочь, я был слаб и голоден.
Под конец я рассердился, голод стал невыносим, я стянул простыню с
лица, вытащил из вены на руке трубку - как мне показалось, обычную
капельницу. Сама бутылка была пуста, но, очевидно, то, что в ней когда-то
находилось, еще поддерживало мои угасающие силы. Я выпростал ноги и нащупал
тапочки. Пятки мои были сухие и красные, как у старух в богадельнях.
Укутавшись в нелепый больничный халат, я отправился на поиск
пропитания. Столовую сразу найти не удалось, зато попался автомат со
сластями. Монет у меня не было, но я настолько разозлился от отсутствия ко
мне хоть малейшего внимания, что бесцеремонно перерыл все ящики и кошелек в
стоящей рядом тумбочке медсестры, пока не наскреб пригоршню мелочи.
Я съел четыре молочных батончика, две миндальные шоколадки "Херши" и
пакет розовых канадских леденцов. Затем, посасывая тропический сок,
отправился на поиски персонала.
Я уже говорил, что больница была пуста?
Больница была пуста.
Разумеется, все погибли. Я, кажется, с этого начал. Но мне
потребовалось несколько часов, чтобы в этом убедиться. Ничего не