"Харлан Эллисон. Светлячок" - читать интересную книгу автора

хоть одного человека, который разделил бы его муки.
Но, конечно, никого не нашел. Он был отрезан - как сухая рука от тела
своей расы.
Ужасало не только одиночество, не только эта немеркнущая аура, из-за
которой в мозгу неотступно стучало: "Урод!"; произошли с ним и другие, не
менее пугающие изменения.
Это случилось в Филадельфии. Он сосредоточенно рылся в витрине
разгромленного магазинчика. Тут и обнаружился еще один симптом перемен.
Зазубренный край стекла пропорол Селигману рубашку до самого тела - но
он не пострадал. Разрез моментально побелел и тут же сгладился.
Селигман начал экспериментировать - сначала с опаской, потом -
отбросив всякую осторожность, и выяснил, что либо радиация, либо
воздействие препаратов, либо и то и другое в самом деле изменили его. К
легким ранениям он стал невосприимчив: ему не наносили вреда слабые ожоги,
тело его, будто из закаленной стали, невозможно было порезать, он не
натирал мозолей; в некотором смысле он был теперь неуязвим.
Неуязвимый человек возник слишком поздно. Слишком поздно для
близоруких коновалов, что корпели без устали над его телом. Наверно, даже и
выживи они сейчас - вряд ли разобрались бы, в чем же дело. Скорее всего -
просто случайное стечение обстоятельств.
Но ему-то от этого не легче. Одиночество - могучий стимул. Снедает
сильнее ненависти; взыскует больше, чем материнская любовь; влечет дальше,
чем честолюбие. Одиночеству под силу привести человека к звездам.
Просто ли тоска бушевала в его светящейся груди, а может, захотелось
свершений или всколыхнулись последние остатки того подсознательного чувства
долга перед человечеством, что живет в каждой душе; или просто хотелось
поговорить? Не углубляясь в самоанализ, Селигман решил так: "Хуже все равно
уже не будет. Так почему бы и нет?"
Да и какая разница. Что бы им ни двигало, теперь, закончив поиски, он
знал: надо найти людей, где бы среди звезд они ни обитали, надо им
рассказать. Для своих внеземных собратьев он станет вестником смерти.
Может, не так уж много слез они прольют, и все же он должен им рассказать.
Он пойдет за ними, он скажет им: "Ваших отцов нет в живых. Ваш дом
разрушен. Они хотели взять верх в самой опасной из игр - и проиграли.
Теперь Земля мертва".
Он мрачно улыбнулся, подумав: "По крайней мере фонарь тащить с собой
не придется; меня сразу увидят, по свету. Посвети нам, светлячок..."
Селигман прокладывал себе путь среди истерзанных взрывами развалин,
корявых обломков металла - а когда-то это было величественное здание,
сверкавшее стеклом, пластиком и сталью. Он знал, что совсем один, и все же
обернулся и посмотрел через плечо почудился чей-то взгляд. Такое уже
случалось с ним не раз, и он знал, что это. Это Смерть распростерла над
землей свои крыла, отбрасывая зловещую тень, сея вечное безмолвие. Лишь
одинокий человек - единственный источник света - брел к кораблю, стоящему
на страже, точно ледяная колонна, среди выжженной взрывом земли.
Он вспомнил два года работы, затраченной на восстановление этого
беридлиевого гиганта, и пальцы у него заломило. Сколько пришлось рыться в
кучах хлама, отыскивая детали, оставшиеся от других кораблей, сколько он
реквизировал с разбитых бомбами складов, без устали подгоняя самого себя,
даже когда изнемогшее тело взывало о милосердии. И вот корабль готов.