"Евгений Елизаров. Исторические портреты (Петр I, Иоанн Грозный, В.И. Ленин) " - читать интересную книгу автора

году, отозвались свирепым якобинским террором более чем через столетие, в
начале 90-х годов XVIII века. Впрочем, Франция - это страна ярких
контрастов, и многое в истории ее великого народа еще будет удивлять мир;
многое в ней станет и образцом для общего подражания, и всеевропейским
жупелом.
Конечно, ни Россия, ни Франция, ни какая другая держава никогда не
копировали друг друга. Просто, как в жизни любого отдельного человека,
говорят, повторяются закономерности развития всего человеческого рода,
каждая из них по-своему и в свои сроки воспроизводила что-то такое, что было
свойственно любому государственному образованию вообще.
Но Россия - страна еще более резких перепадов. Поэтому едва ли не все в
ней, не будучи чем-то неслыханным для Европы, станет уникальным именно
потому, что амплитуда ее метаний превзойдет любые доступные рациональному и
взвешенному европейскому рассудку пределы. Вот так и в истории правления
первого русского самодержного царя решительно новым и удивительным не будет
почти ничего.
Кроме масштабов.
Подчиненность всего того, что выпадало на судьбы народов, каким-то
всеобщим законам прослеживается и на судьбах самих властителей. Сходство -
вот первое, что наводит на размышления.
Оба, и Людовик, и Иоанн, рано осиротели. Оба были вынуждены спасать
свою жизнь во время бунтов. Обоим пришлось утверждать свою власть,
радикально реформируя весь ее аппарат. Оба в гордынной спеси встали над
своими нациями. Наконец, оба были подвержены одному и тому же греху
блудодейства. Но и во всем этом внешнем сходстве первое, что бросается в
глаза, - несопоставимость масштабов. Все пережитое русским венценосцем
повторяется в судьбе французского монарха в сильно смягченном виде,
перекрашенным в какие-то мягкие пастельные тона. Или, если угодно, наоборот:
все то, что в чем может быть прослежено сходство, у Иоанна принимает
зловещий инфернальный оттенок.
Мы называем его Иоанном, именем, какое, собственно, и было дано ему при
рождении. Между тем имя человека - это материя весьма специфическая, и
говорят, что тайный его смысл накладывает какой-то свой, неуловимый оттенок
на наш будущий характер, на всю нашу судьбу. Так это или нет - не нам и не
здесь судить. Но приглядимся к одной замечательной особенности. В обычае
наверное любого народа заменять полное имя, которое дается человеку,
какой-то уменьшительной уютной домашней кличкой. Только ли оттого, что
житейский обиход всегда опрощает вещи? Не сквозит ли во всем этом также и
неосознанное желание как-то укрыться, найти заслон от тайной магии полного
имени человека. Ведь то, что дозволено по отношению к Ванюше, Ване, Ваньке,
всегда будет резать слух (да ведь и язык тоже) по отношению к Ивану и уж тем
более - к Иоанну.
Русское имя Иван - это уже опрощение древней библейской именной
формулы. Но есть и другое. "Иван-царевич", "братец-Иванушка", Ваня, Ванечка,
Ванюша... Сопрягается ли этот образный строй, этот ласкающий наш
национальный слух звуковой ряд, вернее сказать, та эмоциональная аура,
которая их окружает, с памятью о свирепом русском самодержце, с памятью о
всей пролитой им крови? В русском имени Иван совсем нет железа - в Иоанне
оно звучит достаточно отчетливо. А между тем без железа ни его характер, ни
сама его судьба никакому осмыслению вообще не поддаются...