"Евгений Елизаров. Философия кошки " - читать интересную книгу автора

Кошка не терпит подчинения решительно никакой организации и впервые
соглашается с распределением ролей только у нас, в человеческом доме; при
этом распределение, которое признается ею (и, как кажется, не слишком
оспаривается нами) таково, что все обязанности возлагаются на его хозяев,
права же обязаны доставаться только ей.
Как эта таинственная пришелица сумела добиться таких удивительных
привилегий?
Природа со временем открывает нам все свои тайны, но здесь - явная
недосказанность, как видно, здесь она сама испытывает нас, подобно древнему
Сфинксу, задает какую-то великую загадку.
Может быть, ответ содержится именно в этой только что бегло очерченной
связи. Ведь тот факт, что кошка впервые появляется именно рядом с храмом, не
может не порождать вокруг нее мистическую завесу. Та тайна, которая всегда
окружает само святилище, в известной степени обязана передаваться и ей, и
аура храма, бросая свой отсвет на нее, должна была делать из кошки существо
каких-то иных, далеких от земной суетности измерений. А вот окутанное ею
существо уже трудно (если не сказать опасно) не впустить к себе. Да и к тому
же, воплощение чего-то надмирного, оно само может стать (пусть и не очень
надежной, но все же...) защитой дома, неким предстателем и заступником его
домочадцев у высших сил природы. Словом, уже в Древнем Египте кошка
почиталась не просто полезным, но и священным животным, "добрым гением
жилища", маленькой хранительницей домашнего очага. Поэтому вовсе
неудивительно, что когда кошка умирала, в приютившей ее семье объявлялся
траур, все домочадцы в знак глубокой печали сбривали брови и скорбели о
понесенной утрате.
Впрочем, в Египте кошка вообще заняла особое ни с чем не сравнимое
место. Один из текстов гимна, посвященного ей (шестой век до нашей эры,
теряющийся в тумане столетий царь Леонид со своими спартанцами заступит пути
персидским полчищам в Фермопильском ущелье еще только через сто с лишним
лет) - гласит: "О, священная кошка! Твоя голова - голова бога Солнца. Твой
нос - нос Тота, господина трижды более великого, чем Гермополис. Твои уши -
уши Озириса, который слышит голоса всех тех, кто его упоминает. Твой рот -
рот бога Амму, господина жизни, который тебя предохраняет от грязи. Твое
сердце - сердце Фата". (Кстати, далекие отголоски этих древних гимнических
песнопений, которые в незапамятные времена звучали в храмах нильских долин,
распознаются и на бескрайних русских равнинах. В близком нам с самого
детства имени Котофея, героя многих национальных сказок, отчетливо
различаются два самостоятельных корня: "кот", этимология которого вполне
прозрачна и не требует, как кажется, никаких пояснений, и "фей", восходящий
к греческому "theos" - бог. Это ли не свидетельство божественной сущности
той, чья судьба и чье назначение стали предметом предпринимаемого здесь
рассмотрения?)
Из-за своей загадочности, по преимуществу ночного образа жизни,
светящихся во тьме зелено-золотых глаз, редкостной плодовитости и
женственности она почиталась как священное животное. Это игривое грациозное
существо было посвящено богине Луны Баст или, в другом написании, Бастет,
которая по совместительству была еще и богиней радости и веселья, плодородия
и деторождения (а еще огня, удовольствия, благожелательности, сексуальных
обрядов, музыки, танца, защиты от болезней и злых духов, интуиции,
врачевания, брака и всех животных, в особенности кошек). Баст изображалась в