"Евгений Елизаров. Эволюционизм или креационизм?" - читать интересную книгу автора

"заднеязычность" тяготеет к нижнему регистру, который, в свою очередь,
обладает какими-то специфическими обертонами, существенно отличными от
обертонов переднеязычных звукосочетаний. Частью эти обертона лежат в
инфразвуковой области; они не различимы для нашего слуха, но это совсем не
значит, что они никак не воздействуют на нас. Нагнетаемое же здесь
чередование рокочущего "р", гудящего "ж" и шипяшего "ш" усиливает именно
этот спектр обертонов. Между тем известно, что определенные частоты
инфразвука способны вызывать у человека чувство скрытой угрозы,
подсознательной тревоги, словом, наполнить нас именно тем, что сам поэт
назвал смутным ужасом. (Кстати, обращаясь к ребенку или к близким нам
людям, мы никогда не переходим на нижний регистр; басы мы приберегаем для
выражения или, напротив, предупреждения чьей-то агрессии. Это настолько
прочно сидит в нас, что регулируется практически без участия нашего
сознания, что говорится, рефлекторно, автоматически.) Поэтому
обертональная "оболочка" приведенных здесь стихов резко усиливает тот
эмоциональный эффект, который создается самим их содержанием.
Этот эффект вызывается именно специфическим специально подобранным
сочетанием звуков; подобное фонетическое акцентирование смысла - большая
редкость, и не случайно стихи, сумевшие с такой силой передать всю мистику
"Ворона" Эдгара По, навсегда вошли в сокровищницу русской поэзии.
Знатоки российской словесности могут привести множество примеров из
поздней Цветаевой, Хлебникова и других, которые любили и умели привносить
в стих что-то идущее от самого звука. Но мы преследуем здесь другие цели,
поэтому ограничимся одним - уже приведенным примером.
Итак, тонкие оттенки смысла, могут быть привнесены специально подобранным
сочетанием звуков. Но любой оттенок - это всегда дополнительный смысл,
который выходит за пределы обиходного значения употребляемых нами слов.
Ведь каждый знает, что одна и та же фраза, произносимая в разной
тональности, сопровождаемая разной знакообразующей аурой (жестикуляция,
мимика и т.п.) может означать собой даже противоположные вещи. Поэтому
можно утверждать по меньшей мере следующее: какой-то дополнительный смысл
может быть образован сочетанием знаков. Но здесь требуется уточнить: все
это справедливо только и только там, где какой-то смысл уже есть. Вернее
сказать, исключительно там, где уже существует развитая языковая среда,
законы которой известны всем и законам которой подчиняется каждый, кто
говорит на этом языке. Поэтому понять логику формирования информации можно
только обратившись к самой этой среде. Вот и обратимся к языку, к знаковым
системам.

Начнем с самого простого.
Представим себе обыкновенное зеркало. Каждый раз, глядя в него, мы
обнаруживаем на его поверхности некоторое изображение. Можем ли мы
сказать, что это отображение и в самом деле формируется на поверхности
стекла? Ни в коем случае; в действительности его гладь абсолютно пуста,
зрительный же образ, который встает перед нами всякий раз когда мы бросаем
взгляд на зеркало, на самом деле, рождается где-то в потаенных глубинах
нашего собственного сознания. Правда, внятного ответа на вопрос о
механизмах рождения зрительного образа сегодня еще не существует, но не
будем вдаваться здесь в тонкости философии, психологии, физиологии,
наконец, анатомии органов чувств и нервной системы человека,