"Евгений Елизаров. Эволюционизм или креационизм?" - читать интересную книгу автора

Обнаружение явления радиоактивности (Беккерель, 1896), установление того
факта, что даже атом - символ неделимости и постоянства - отнюдь не
монолитен (Дж.Дж. Томпсон 1903, Хантаро Нагаока 1903-1904, Эрнест
Резерфорд, 1911, Нильс Бор 1913), и уж тем более неподвластен чистым
законам классической механики (Макс Планк, 1900), появление теории
относительности (Альберт Эйнштейн, 1905, 1916), - все это было еще
впереди, пока же все ограничения человеческого разума сводились только к
одному - к неспособности выполнять громоздкие и сложные технические
вычисления, связанные с одновременным расчетом траекторий движения
множества взаимодействующих друг с другом материальных частиц.
Конечно, приписывать такую картину мира одному только Ньютону было бы
совершенно неправильным; глубоко верующий человек, он, разумеется, не мог
не понимать, что механическое сложение атомов не способно породить
бессмертную душу человека. Однако то, что сложилась она под влиянием в
первую очередь именно его взглядов, - все же несомненно. Авторитет его для
многих был абсолютен: известны стихи, обыгрывавшие едва ли не самый
знаменитый стих книги Бытия: "Был этот мир глубокой тьмой окутан. "Да
будет свет!" - и вот явился Ньютон". Но воздадим должное и другим: ведь
между его временем и концом XIX века пролег век Просвещения, апостолы
которого сделали очень многое для разрушения веры в сверхприродное
содержание всего того, что отличает живую душу от мертвой материи.
Становилось чуть ли не дурным тоном смотреть на материальный мир иначе,
чем на всеобщее торжество законов механики. Знание этих законов позволяло
"на кончике пера" открывать новые планеты (Адамс, Леверье 1845-1846).
Искусство механики позволяло создавать забавные аппараты, до тонкостей
копирующие движение животных и даже самого человека. Были известны
механические устройства, искусно игравшие в шахматы; правда, в конечном
счете выяснялось, что это простое мошенничество, но даже это не мешало
верить тому, что еще немного и будет-таки разгадана тайна человека.
Словом, уже сам человек начинал рассматриваться как некоторый пусть и
предельно сложный, но все же вполне поддающийся точному инженерному
расчету механизм. Один из виднейших представителей французского
Просвещения, подготовившего почву для революции 1789 года, так и назвал
свою работу: "Человек-машина". В ней, возражая Рене Декарту, который, в
общем-то, тоже склонялся к его машиноподобности, но все же признавал, что
эта машина имеет еще и бессмертную (а значит, не сводящуюся к простой
комбинации материальных элементов) душу, полностью исключил всякую
возможность двойственности человеческой природы. Правда, в этой работе
утверждалось, что человек "настолько сложная машина, что совершенно
невозможно составить о ней ясную идею, а следовательно, дать точное
определение"11, но эта оговорка в сущности ничего не меняла.
Открытия конца XIX - начала ХХ века заставили пересмотреть многое. Но
рудиментарные формы старых научных представлений еще сохранялись.
Печальней всего тот факт, что сохранялись - и во многом продолжают
сохраняться по сию пору - они прежде всего в среде
биологов-эволюционистов. Ведь ими до сих пор принимается, что все свойства
любой биологической структуры определяются исключительно свойствами тех
атомов и молекул, из которых в конечном счете формируется живая ткань.
Правда, законы их движения сегодня описываются уже не простой механикой,
но квантовой, однако это обстоятельство не мешает теперь уже квантовой