"Евгений Елизаров. Природа начала. Слово о слове." - читать интересную книгу автора

нашей черепной коробки, ищут разгадку механизма не только "высшей
нервной", но и мыслительной деятельности человека. До предела
вульгаризированная ипостась таких представлений сто лет назад отлилась в
чеканную формулу, утверждавшую, что мозг "выделяет мысль, как печень
желчь".
Разумеется, сегодня говорить о такой жесткой линейной зависимости между
определенностью процессов, протекающих в коре головного мозга и
содержанием каких-то возвышенных абстрактных идей, образов, чувств было бы
наивно. Но и полностью отрицать какую бы то ни было связь между ними и
движением материальной субстанции, слагающей человеческий организм,
нельзя. Одно едва ли мыслимо абсолютно независимым от другого. В противном
случае зачем оно это "другое": ведь если мысль философа, образ художника,
чувство поэта возможны сами по себе, вне всякой связи с телом, последнее
просто не нужно.
Впрочем, эта гипотеза неприемлема и по другим соображениям. Ведь если бы
такое независимое существование идеального было возможно, не были бы нужны
(во всяком случае в той их ипостаси, в которой они предстают перед нами на
протяжении всей освещенной письменностью истории) ни мысль философа, ни
образ художника, ни чувство поэта, поскольку и то, и другое, и третье
основным своим содержанием имеют именно то, что производно от земной нашей
плоти, именно то, что составляет предмет ее самых страстных вожделений.
Свободный от всякой материальности субъект неизбежно создал бы какую-то
иную, совершенно непроницаемую для нашего понимания культуру. (Не потому
ли собеседники несчастного Иова в конечном счете приходят к выводу о том,
что разум Бога в принципе непостижен обремененному плотью человеку?) А в
этой культуре, возможно, не осталось бы никакого места и для затронутой
здесь темы. Так что этот вариант отпадает в любом случае.
Но если нет причинной зависимости, если никакой орган человеческого тела
не способен "выделить мысль, как печень желчь", то это еще не значит, что
должна отсутствовать функциональная связь между сиюминутным содержанием
всех тех процессов, из которых и складывается материальная наша жизнь, и
сиюминутным же содержанием всей метафизики нашей души. Осязаемость одного
обязана по меньшей мере отражать собой неуловимость другого. А значит,
структура одного просто обязана быть до некоторой степени изоморфной
содержанию другого.
Но если так, то любое, пусть даже самое мимолетное, движение нашей души
неизбежно отпечатывает в материальном какой-то свой, строго
индивидуальный, след. В свою очередь, любой материализованный след пусть
даже самых трансцендентных сущностей в той или иной форме способен быть
воспринятым нами. Иначе говоря, способен играть роль знака.
Таким образом, материальная форма знака (во всяком случае на самой заре
развития знаковых форм коммуникации) должна быть способна не только
сигнализировать о существовании какого-то скрытого содержания, но в
какой-то степени и отразить его. Именно это обстоятельство и позволяет
понять, как осуществляется кодирование, трансляция, восприятие и, наконец,
дешифровка всего того, что транслируется нам всеми участниками
информационного обмена.
Действительно, если существует определенная изоморфность структур
материализованной оболочки знака и глубинной метафизики его значения, то
должна существовать и обратная зависимость между ними. Иначе говоря,