"Евгений Елизаров. История и личность. Размышления у пьедестала." - читать интересную книгу автора

раздающийся рядом с ним голос, который напоминал ему, что и он - только
человек... Равным небожителям их делает все то же отчуждение. Это же
отчуждение есть и форма своеобразной психологической защиты "маленького"
человека: согласиться со своей собственной никчемностью в истории -
больно, вот и выносятся в разряд гениев, почти неземных существ, все эти
Цезари и Наполеоны, Ньютоны и Марксы...
Мы же хотим взглянуть на исторический процесс как на движение,
осуществляемое именно людьми. Мы хотим увидеть в этих небожителях тех, кем
они были на самом деле.

Одной из крупнейших фигур нашей отечественной истории был Петр.
Каждый из венценосцев по издавна сложившейся традиции получал какое-то
свое прозвище, иногда нелицеприятно характеризующее какие-то черты его
личности, иногда звучащее как громкий титул. В нашей истории были
"Грозные" и "Тишайшие", всякие были, но вот "Великим" остался только он:
за ним одним даже советская историография сохранила этот титул.
Заметим одно обстоятельство. Великому Помпею звание "Великий" было
присвоено Суллой. Понятно, вовсе не для того, чтобы констатировать
превосходство этого в те поры молодого офицера не очень высокого ранга над
всеми окружающими - еще не хватало вот так возносить своего собственного
подчиненного! Просто ни орденов, ни медалей, ни даже появившихся
значительно раньше их золотых цепей, надеваемых сюзереном на наиболее
отличившихся воинов, не было тогда и в помине. Вот различного рода звания,
в том числе и персональное звание "Великий", и присваивались именно как
форма отличия по службе, как форма признания заслуг. (Кстати сказать,
введение персонального звания "Герой Советского Союза" было возвращением
именно к этой старой традиции.) Иначе говоря, в буквальном смысле (во
всяком случае в применении к молодому еще офицеру) это звание понимать,
разумеется, не следует. Здесь определенная доля условности. С Петром -
другое дело. Ведь даже Большая Советская Энциклопедия называет его Великим
без всяких кавычек. В официальной историографии времен Российской империи
(где, кстати, Великой была признана и Екатерина II) это было бы понятно.
Набранное же крупным шрифтом в БСЭ, где даже прозвище "Грозный" рядом с
именем Ивана IV, одной из самых страшных фигур непростой нашей истории,
набирается совсем иным кеглем, - это уже форма объективации, т.е. форма
косвенного признания того, что он был великим сам по себе, независимо от
всех наших, субъективных, оценок...
Мы обратились к Петру потому, что именно его имя, как колдовская формула,
способно приоткрыть двери в те неведомые сферы, где и свершается вечное
таинство отчуждения изначально дарованной всем нам свободы.
О Петре написаны целые библиотеки. Но ведь вот что примечательно. Как
правило, личность этого реформатора (если не сказать революционера)
рассматривается только через призму тех преобразований, которые
историческая традиция приписывает всецело его гению. Вспомним максиму,
приведенную нами в самом начале: именно эти пребразования, подобно
"анатомии человека" очень часто выступают в роли своеобразного ключа к
пониманию его личности. Апологетическая же историография вообще, как
кажется, готова дойти до абсурда обратной детерминации, в системе которой
и детские забавы будущего императора едва ли не обусловливаются грядущими
победами. В апофеозе апологетики будущее России как бы опрокидывается в ее