"Евгений Елизаров. История и личность. Размышления у пьедестала." - читать интересную книгу автора

из ступеней его вечного нравственного восхождения. Но ведь и та
грандиозная "работа", сегодняшнее имя которой христианство, еще не
закончилась.
Разрыв с нашим национальным наследием остановил эту работу.
Идеология тоталитаризма закрепила в сознании миллионов представление о
человеке как о маленьком винтике большого механизма. Постулату
самоценности, уникальности, а значит и незаменимости каждой отдельной
личности был противопоставлен другой: "незаменимых людей нет". Любой
человек на любом месте отныне мог быть заменен кем-то другим, "дело" от
этого не страдало. Это ли не форма иносказания о том, что Большая История
нисколько не зависит от конкретных живых людей, и они становятся ее
субъектами, ее действительными творцами только тогда, когда сбиваются в
"большие толпящиеся численности". Только эта "оружием вмененная
обязанность жить всей поголовностью" получала место под идеологическим
солнцем: откроем любой учебник по историческому материализму - там
говорится только о народных "массах".
Включенность рядового человека в исторический процесс, причастность его к
судьбам своего отечества могла быть отныне осознана только в случае
полного растворения своего собственного "Я" в некотором безличном "Мы".
Но как бы коллективистски ни воспитывался человек, такое растворение
невозможно. Дело в том, что исключающее индивидуальность "Мы" очерчивает
собой границы человеческой цивилизации, больше того: всего человеческого
рода. Ведь именно такое "Мы" стоит в основе родового сознания, когда
человек еще не выделяет себя из тотема. Там его "Я" включает в себя не
только весь "личный состав" рода, но и в сущности всю территорию, на
которой он обитает. Его "Я" - это тотем в целом. Но вот тут-то и можно
поспорить о нуль-пункте собственно человеческой истории. Ведь традиционно
мы отсчитываем ее от двух начал, примерно совпадающих во времени:
становления кроманьонца и "неолитической революции". Но ведь человек не
сводим к одному только биологическому телу. Это так же и не живое
приспособление для производства широкой номенклатуры развитых орудий. В
первую очередь - это личность, и пока нет личности, говорить об
окончательном становлении человека рано.
Диаметрально родовому противостоит иное "Мы" - "Мы", впервые очерченное
Замятиным. Но если преодоление первого только и может знаменовать собой
начало собственно человеческой истории, то растворение в последнем
представляет собой ее трагический конец, ибо с этим, замятинским, "Мы"
личность умирает. "Даже у древних - наиболее взрослые знали: источник
права - сила, право - функция от силы. И вот две чашки весов! На одной
грамм, на другой - тонна, на одной - "я", на другой - "Мы", Единое
Государство. Не ясно ли: допускать, что у "я" могут быть какие-то права по
отношению к государству, и допускать, что грамм может уравновесить тонну,
- это совершенно одно и то же. Отсюда распределение: тонне - права, грамму
- обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что
ты - грамм и почувствовать себя миллионной долей тонны". Словом, забыть,
что ты - человек...
Историю творят простые смертные, земные грешные люди. Александр
Македонский, несмотря на то, что людская молва вознесла его после смерти
на небо, и по завершении земного круга нашел свое последнее упокоение
здесь, на земле. Великий Цезарь даже во время своих триумфов слышал