"Станислав Борисович Елаховский. На лодках через снежные горы " - читать интересную книгу автора Из-за ближнего гребня появляется солнце, и приходится напяливать очки.
Но снег по-прежнему морозный. И тихо. Как на плесе сибирской горной реки перед большим порогом. Мы разыгрались, катаясь на нартах. И когда выпадает моя очередь спускаться на лыжах, я вручаю палки, привязанные к нартам, Петру, а сам бросаюсь вниз. Расставаясь с Петром, я на секунду задерживаю взгляд на его очках. В темных стеклах четко отражаются горы и белые облака. И едва заметные движущиеся черточки. Это Борис и Вилен. Черточки в выпуклых стеклах стремительно уменьшаются, превращаются в точки, исчезают совсем. И я качусь вниз, воображая, как в отражении на Петровых очках буду так же быстро уменьшаться. На спуске встречается участок склона покруче, чем было раньше, и мне бы там остановиться, чтобы помочь Петру, но разве удержишься от соблазна просвистеть с полкилометра по ровному склону? Остановился внизу и жду. Вижу Бориса и Вилена, задержавшихся перед крутым участком и раздумывающих, что же делать дальше. И вдруг из-за пригорка верхом на нартах вылетает Петр. Он замечает, что ниже стоят другие нарты, пытается на ходу повернуть, но, неудачно зацепив ногой, отрывается от нарт и падает в снег. А нарты мчатся дальше. Петр кричит, Борис с Виленом суетятся, отодвигая свои нарты то в одну, то в другую сторону. Наконец, бросив их, они разбегаются, а те, сорвавшиеся нарты несутся прямо на стоящие поперек склона. Я слышу лязг столкнувшихся нарт, и чуть ли не одновременно мимо меня по снегу проносится какой-то черный предмет. Вылетев на небольшой пригорок, он останавливается. Резиновый сапог. Я поднимаюсь по едва заметному следу, оставленному им на снегу. но мне кажется, что он даже рад, что так все получилось - можно хоть что-то отремонтировать. И не в мастерской, а в полевых условиях, без настоящих инструментов и необходимых материалов. Это он любит - из гвоздя и бечевки мастерить электродвигатель или киноаппарат. Левша. Нам остается утешать себя, что могло быть и хуже. Например, если бы нарты на кого-нибудь налетели. Да, могло бы, но мы об этом уже не думаем. Мы говорим о том, что было бы, если бы нарты не столкнулись. Те, верхние, так и пролетели бы вниз до конца склона, не перевернувшись? Наверное. Внизу ведь ни камушка. Ах, если бы не надо было чинить эти взбесившиеся нарты и те, другие, которые они сшибли, как хорошо мы покатались бы на лыжах по этим ровным открытым склонам... Разделись бы до трусов, и загорали, и носились бы с горы и в гору. Ремонтируя нарты, мы провозились часа четыре, но сделали зато на совесть. Когда сложили вещи и стали спускаться по крутому склону, стало ясно, что теперь выпускать нарты из рук можно не беспокоясь: снег так раскис, что их приходилось даже подталкивать. А было семь утра. К первым деревьям с восточной стороны Урала, к жиденьким лиственницам, мы вышли к десяти. К этому времени мы едва держались на ногах. И не удивительно - минуло двенадцать часов с тех пор, как вышли из лагеря. Кроме того, подошло время, когда мы обычно уже спали. В переводе на нормальный человеческий режим было двенадцать ночи. Я заметил, как у Петра слипаются глаза. У меня они тоже, наверное, слипались: я умудрился налететь на камень, одиноко торчащий на берегу ручья, по которому мы двигались, и чуть не сломал при этом лыжу. |
|
|