"Борис Екимов. Рассказы (Пастушья звезда, Путевка на юг, Ночь проходит)" - читать интересную книгу автора

домов, сады, старые груши, голубей воркованье, крутые лобастые холмы все
знакомо. Это был хутор Каменнобродский, родина отца и деда. И он здесь
родился и недолго жил, несмышленым еще, а потом его увезли. Но гостили здесь
раз или два, тоже в ранней младости. Приезжали, переправлялись с луговой
стороны на пароме. Здесь был паром через Дон, на тросу. Такой же вечер,
сумерки, покойная вода, и Гагарка так же кричала: "А-га-га! А-га-га!"
Старинные могучие груши-дулины окружали дедово подворье хороводом.
"Карагод... - как дед говорил. - Дулины наши, как девки, карагод ведут..."
Минуя" хозяйский двор, Тимофей пошел улицей хутора. Неподалеку ясно
виделись, белели во мгле высокие храмины груш, Может быть, те самые, что
хороводом стояли на дедовом подворье.

2

По утрам на заре над скотьей толокою, над базами, над всей тихой
округой вздымались овечье блеянье, козьи вопли, мычанье коров и телят. Коров
доила Зинаида наскоро, набирая молока лишь себе, телятам - остатнее. Верхом
на лошади хозяин угонял коровий гурт наверх, на гору, там скотина паслась
день-деньской. На мотоцикле, прыгая по буграм и колдобинам, наметом гнал
козью орду хозяйский сын Алик. Козы тоже паслись без особого догляда на
холмах. Далеко уйти они не могли, глубокие балки отрезали им путь.
Позавтракав, уводил свою отару Тимофей в долгий до вечера путь. Чифир угонял
своих овец. На загоны ложилась тишина. И теперь до? вечера в кошаре под
шиферной крышею лишь Свиньи похрюкивали да в сетчатых вольерах суматошились
куры, покрякивали утки и важно разгуливали индюки, охраняя свое голенастое
потомство. Кружили над поместьем коршуны, набалованные сладкой домашней
птицей, осторожное воронье сидело: поодаль, приглядываясь. Но птичья молодь
быстро росла, и люди не дремали: сам хозяин, Алик, а то и бедовая Зинаида
выходили с ружьем, паля в белый свет для острастки.
Тимофей вел свою отару не торопясь, овечий вожак, мудрый козел Васька,
шел впереди, выискивая корм повкуснее. Иногда он шастал в кустах, хрумкая
молодыми ветками, порою ложился передохнуть. Без вожака овцы не уходили,
рассыпаясь вокруг для пастьбы. При нужде козла можно было и подогнать,
сказав ему: "Вперед, Васька! Вперед..." Поглядев на чабана умными, навыкате
глазами, козел соглашался, кивал бородкой, неторопливо обходил отару,
коротко мекал и шел вперед. Овцы послушно шагали вослед своему вожаку.
Тимофей лишь поглядывал, чтобы не отбилась, не ушла в балку, в кусты овечья
шайка.
Он поднимался в гору и стоял там, опершись на посох. Можно было кинуть
телогрейку и лечь, отара была как на ладони. Но с детства, с первых шагов
пастушества, приучил его дед Максай: "Сел на землю - уже полпастуха, лег -
вовсе нет пастуха, а стоишь, костыликом подперевшись, значит, на месте
пастух".
Далеко внизу, за Доном, на той стороне, расстилалась просторная
луговина. Там и сейчас пасли коз да коров. Ясно были видны далекие стада, их
маковая россыпь. Там много лет назад начинал пастушить и Тимофей под рукою у
деда Максая. В десять лет пошел. Семья - немалая, время - военное, голод.
Отец из госпиталя вернулся еле живой. Хочешь не хочешь, а старший сын и в
десять годков - казак, подмога. Пошла мать еще зимой к деду Максаю,
старинному пастуху. Он дальней родней доводился. Сговорились.