"Сергей Эйзенштейн. Монтаж (1938)" - читать интересную книгу автора

впечатление, должен складываться для зрителя по ходу действия, а не являться
заводной фигуркой с a priori заданной характеристикой.
Для драмы особенно важно, чтобы ход событий не только складывал
представления о характере, но еще и складывал, "образовывал" самый характер.
Следовательно, уже в методе создания образов произведение искусства
должно воспроизводить тот процесс, посредством которого в самой жизни
складываются новые образы в сознании и в чувствах человека.
Мы это только что показали на примере нью-йоркских улиц. И мы вправе
ожидать, что художник, если перед ним будет поставлена задача сквозь
изображение факта выразить некий образ,, прибегнет к подобному методу
"освоения" нью-йоркских улиц..


• Ниже увидим, что этот же динамический принцип лежит на основе
подлинно живых образов, такого, казалось бы, неподвижного и статического
искусства, как, например, живопись. (Прим. С. М. Эйзенштейна).
Мы взяли пример изображения на циферблате и раскрыли, в каком процессе
за этим изображением появился образ времени. И произведению искусства для
создания образа придется прибегнуть к аналогическому методу создания цепи
изображений.
Останемся в пределах примера с часами.
В нашем случае с Вронским геометрический рисунок не зажил образом часа.
Но ведь бывают случаи, когда важно не астрономически ощутить двенадцать
часов ночи, а пережить полночь во всех тех ассоциациях и ощущениях, какие по
ходу сюжета понадобилось автору возбудить. Это может быть час трепетного
переживания полночного свидания, час смерти в полночь, роковая полночь
побега, то есть далеко не просто изображение астрономических двенадцати
часов ночи.
И тогда сквозь изображение двенадцати ударов должен сквозить образ
полуночи как некоего "рокового" часа, наполненного особым смыслом.
Проиллюстрируем и этот случай примером. На этот раз его подскажет
Мопассан в "Милом друге". Пример этот интересен и тем, что он - звуковой. И
еще интереснее тем, что, чисто монтажный по правильно выбранному приему
разрешения, он представлен, в романе как бы бытоописательным.
"Милый друг", Сцена, в которой Жорж Дюруа, уже пишущий свою фамилию
"Дю-Руа", ожидает в фиакре Сюзанну, условившуюся с ним бежать в двенадцать
часов ночи.
Двенадцать часов ночи - здесь меньше всего астрономический час и
больше всего час, в который все (или во всяком случае очень много)
поставлено на карту: "Кончено. Все погибло. Она не придет".
Вот как Мопассан врезает в сознание и чувства читателя образ этого
часа, его значительность, в отличие от описания соответствующего времени
ночи:
"...он вышел из дому около одиннадцати часов, побродил немного, взял
карету и остановился на площади Согласия, у арки морского министерства.
От времени до времени он зажигал спичку и смотрел на часы. Около
двенадцати его охватило лихорадочное волнение. Каждую минуту он высовывал
голову из окна кареты и смотрел, не идет ли она.
Где-то вдали пробило двенадцать, потом еще раз, ближе, потом где-то на
двух часах сразу и, наконец, опять совсем далеко. Когда раздался последний