"Уильям Гаррисон Эйнсворт. Заговор королевы " - читать интересную книгу автора

наружными качествами.
Напрасно старались опровергнуть их доводы тем, что на собрании
присутствуют не только важнейшие представители университета, старейшие
доктора богословия, медицины и права, профессора словесных наук, риторики и
философии и множество других сановников, но что диспут удостоен присутствием
господина де Ту, первого президента парламента, и ученого Иакова Августа,
одного государственного секретаря и Парижского губернатора г-на Ренеде
Вилькье, посланников Елизаветы Английской и Филиппа II Испанского и многих
господ из их свиты, Пьера Бурделя, аббата Брантома, г-на Мирона, доктора его
католического величества Генриха III, Козьмы Руджиери, главного астролога
Екатерины Медичи, королевы-матери, знаменитых поэтов и писателей - Ронсара,
Балфа и Филиппа Депортье, известного адвоката при парламенте Этьена Паскье,
а также - и это составляло самое важное возражение - двух главных фаворитов
Его Величества, стоявших во главе правления, господ Жуаеза и д'Эпернона.
Напрасно прибавляли, что для поддержания строгой благопристойности
ректор распорядился запереть двери. Студенты были сильны в спорах, и их
аргументация очень скоро вразумила противников. Они вполне полагались на
свою ловкость для одержания верха в подобных случаях.
- Долой ведущих диспут! Долой алебардистов! Долой двери! - закричали
разом сотни яростных голосов. - Долой самого ректора! Долой мессира Адриана
Дамбуаза! Не допускать учеников университета в их собственные залы!
Заискивать перед фаворитами двора! Держать диспут при закрытых дверях! Долой
ректора! Мы издадим приказ произвести тотчас новые выборы!
После этого сильный ропот пронесся в толпе, за которым последовал новый
взрыв проклятий в адрес ректора и демонстрация дубинок, в сопровождении
града гороха, выпущенного из сарбаканов. Алебардисты побледнели и охотно бы
уступили, но дверь была замкнута с внутренней стороны, жезлоносцы и сторожа,
к ней приставленные, хотя и были перепуганы наружным шумом, но положительно
отказывались отворить.
Снова раздались угрозы студентов, снова обратились они к насилию, и
горох застучал по лицам и рукам алебардистов, дрожавших от гнева и боли.
- Что ты нам рассказываешь о фаворитах короля! - кричал из первого ряда
студент, украшенный одним из тех бумажных воротников, о которых мы
говорили. - Они могут приказывать в Луврских покоях, но не в стенах
университета. Ей-богу! Мы нисколько ими не дорожим! Мы смеемся над
безобидным лаем этих откормленных дворцовых шавок! Что могут для нас значить
эти попрыгунчики? Клянусь четырьмя евангелистами, мы не потерпим здесь ни
одного из них. Советуем д'Эпернону, этому гасконскому недорослю,
поразмыслить над участью Можирона, а нашему весельчаку Жуаезу - припоминать
смерть этого собаки Сен-Легрена! Уступите место более достойным! Уступите
место учащимся! Долой жабо и сарбаканы!
- Что значит для нас президент парламента или губернатор города, -
вопил другой. - Мы смеемся над их властью, мы ее признаем только в их
судебных палатах. Ступив на нашу землю, они оставили всю свою власть по ту
сторону ворот Святого Иакова. Мы не принадлежим ни к какой партии! Мы в
политике придерживаемся строгой середины. Мы не более уважаем приверженцев
Гиза, чем гугенотов; лигисты нам не дороже кальвинистов. Наш единственный
господин - Григорий XIII, папа Римский. Долой Гизов и Беарнцев!
- Долой Генриха Наваррского, если вы этого желаете, - воскликнул
студент из Гаркура, - или Генриха Валуа, если это вам более нравится, но -