"Б.Ф.Егоров. Художественная проза Ап.Григорьева" - читать интересную книгу автора

который - сохрани боже! - еще нас любит! Кто потрудится пошевелить свои
воспоминания, тот наверное вспомнит, что величайшую антипатию чувствовал он
никак не к врагам, а к тем лицам, которые были ему преданы до
самоотвержения, но которым он не мог платить тем же в глубине души". {Майков
B. H. Соч. в 2-х т., т. 1, с. 208.}
Не исключено, что на эту мысль Майкова натолкнули не только "Бедные
люди", но и главы повести Григорьева "Один из многих". По крайней мере, эти
черты как бы уже сгущались в идейном воздухе эпохи. {Ср. еще в повести А. И.
Герцена "Долг прежде всего" (1851): "Быть близким только из благодарности,
из сострадания, из того, что этот человек мой брат, что этот другой меня
вытащил из воды, а этот третий упадет сам без меня в воду, - один из
тягчайших крестов, которые могут пасть на плечи" (Герцен А. И. Собр. соч. в
30-ти т., т. VI, с. 299). Интересно, что если у писателей предыдущих
поколений и возникали сходные ситуации, то главное внимание уделялось
смягчению конфликта. Так, В. К. Кюхельбекер в романе "Последний Колонна"
(1830-е гг.) подобную коллизию переводит в великодушный план: "Он спас мне
жизнь, и с той поры он меня не чуждается: он понимает, как тягостна
одолженному благодарность, когда тот, кому хочешь принесть ее, от нее
отказывается" (Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. Л., 1979, с.
524). Но, с другой стороны, юный Станкевич в письме к Я. М. Неверову от 2
декабря 1835 г. уже жалуется, что ему "так обидно, так унизительно" после
"великодушного упрека" девушки (Переписка Н. В. Станкевича. М., 1914, с.
342). Здесь еще только-только зарождается тот "поворот" чувства, который
проявится десять лет спустя в русской литературе и критике. Поразительно,
что П. В. Анненков, комментировавший письмо Станкевича в середине 50-х гг.
(в книге "Николай Владимирович Станкевич". М., 1857), явно невольно
модернизирует состояние Станкевича, подтягивая его к новым трактовкам: "Он
начинает понимать все, что есть оскорбительного в непрошенных жертвах,
неделикатность их и посягательство на самостоятельность человека" (Анненков
П. В. Воспоминания и критические очерки, т. III. СПб., 1884, с. 341).}

3

Ранняя автобиографическая проза Григорьева обрывается повестями; "Один
из многих" и "Другой из многих". А потом для автора начались бурные годы
журналистской деятельности в Москве, затем он отправился за границу, и лишь
оказавшись в тихой заводи в конце 1858 г. (вернувшись из-за границы, но еще
не начиная активного сотрудничества в новом журнале "Русское слово"),
Григорьев пишет автобиографический очерк "Великий трагик". Он, однако,
оказался случайным, автор слишком был погружен в литературно-критическую
полемику (впрочем, понимая большое значение заграничного периода для своей
духовной биографии, Григорьев осенью 1859 г. пишет М. П. Погодину громадное
письмо-исповедь с относительно подробным рассказом об итальянской и
парижской жизни). Но к настоящим воспоминаниям, к очерку всего своего
жизненного пути он приступил лишь в 1862 г., испытав еще немало надежд и
разочарований, сменив до десятка различных журналов, прожив учебный год
учителем в Оренбурге.
Воспоминания Григорьев начал писать за два года до смерти - будучи еще
относительно молодым, сорокалетним. Правда, по меркам XIX в. сорокалетние
считались чуть ли не стариками: вспомним, например, "старческий" облик