"Б.Ф.Егоров. Художественная проза Ап.Григорьева" - читать интересную книгу автора

для него, так как имеются доказательства ее автобиографичности, {См. в
письме Григорьева к отцу от 23 июля 1846 г. воспоминания о нравственных
страданиях, которые причинил отец сыну, благодаря К. Д. Кавелина за честь
знакомства с Аполлоном: сын этим был глубоко унижен, ибо считал себя равным
Кавелину (см. с. 298).} - и она тоже ведет к Достоевскому и далее, к
европейской литературе XX в. Это тема амбициозной гордости "униженного". В
повести "Один из многих" во второй ее части ("Антоша") излагается судьба
Антоши Позвонцева, вытащенного Званинцевым с петербургского "дна",
спасенного и приголубленного. Однако Антоша глубоко страдает от благодеяния:
"...он спас его - и они неравны" (с. 236), глубоко страдает от
духовно-нравственного неравенства людей вообще: "...почему я осужден
встречать в жизни только высших или низших, а никогда равных?" (с. 237). Он
не видит смысла в такой жизни: "Ибо что такое теперь, в самом деле, вся
жизнь его? Неконченная драма, остановившаяся на четвертом акте... Все
развитие совершено, оставалось пережить только катастрофу, а ее-то и не
было" (с. 236). Антоша решает сам создать развязку своей драмы, пишет
прощальное письмо Званинцеву ("...не имея силы быть в любви властелином, я
не хочу быть рабом" - с. 241) и кончает жизнь самоубийством. {Ср. в труде
современного нам исследователя предромантического и романтического
мировоззрения: "Смерть, гибель делались предметом постоянных размышлений и
венцом жизни. Это, естественно, активизировало героические и трагические
модели поведения. Отождествление себя с героем трагедии задавало не только
тип поведения, но и тип смерти. Забота о "пятом" акте становится
отличительной чертой "героического" поведения конца XVIII-начала XIX
столетий" (Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII
века. - Труды по знаковым системам. VIII. Тарту, 1977, с. 82). Как видно,
поздний романтизм продлевал это мироощущение за пределы начала XIX в.}
В "Эпизоде третьем" есть еще один своеобразный поворот этой темы,
также, видимо, имеющий автобиографическую подкладку, так как здесь
описываются страдания юноши Севского из-за деспотической и страстной любви к
нему его матери (о подобных ситуациях в жизни Григорьева писал и он сам, и
А. А. Фет). Автор так обобщает душевное состояние Севского: "Есть что-то
глубоко унизительное для человека в принужденном участии, есть что-то
страшно тяжелое в вынужденном великодушии людей близких к ним, есть,
наконец, что-то отравляющее всякую радость в жертве, которую делают для
человека люди слабее, ниже его" (с. 243-244). Отсюда всего один шаг остается
до известного экзистенциалистского афоризма Ролана Барта: "Неблагодарность -
это вынужденное проявление свободы". {Barthes R. Sur Racine. Paris, 1964, p.
38.} Да фактически Григорьев и сделал уже этот шаг, заявив устами Севского
другому непрошенному благодетелю, Званинцеву: "Да, я знаю, что унизился до
того, чтобы быть вам обязанным" (с. 245).
Три месяца спустя после появления в печати процитированных строк
Григорьева была опубликована обзорная статья Вал. Майкова "Нечто о русской
литературе в 1846 году", где критик, анализируя "Бедных людей" Достоевского,
истолковал объективно жестокие посылки Варенькой Макара Девушкина в магазины
со "вздорными поручениями" (жестокие потому, что Макар должен покупать
разные мелочи для свадьбы Вареньки с господином Быковым) именно как
своеобразную месть, как "неблагодарность" освобожденного от унизительной
опеки: "... едва ли есть на свете что-нибудь тягостнее необходимости
удерживать свое нерасположение к человеку, которому мы чем-нибудь обязаны и